Volganet
Наталья Латышевская в особом представлении не нуждается – экс-депутат Волгоградской областной думы, доктор медицинских наук, профессор, «Отличник здравоохранения», заведующая кафедрой гигиены и экологии ВолгГМУ — и просто хороший человек. К нашей радости, Наталья Ивановна нашла время, чтобы принять участие в проекте портала Volganet и радио «Комсомольская правда» «Между Ангелом и Бесом». Разговор получился очень интересным…
Женщина доктор
Volganet: Наталья Ивановна, есть такое понятие, как женщина-врач. Может быть, лучше просто — женщина врач? Вы в большей степени женщина или всё же врач?
Наталья Латышевская: лично во мне, конечно, больше от женщины. Я женщина во всех ипостасях, в том числе и в работе. Многие подходы в той дисциплине, которую я преподаю – «Гигиена и экология», более женские. Женщина более остро воспринимает проблемы экологии, гигиены. Но если бы я была врачом-клиницистом, я, быть может, ответила иначе.
– А что касается женщины-врача?
– В России докторессы появились только в конце XIX века. До этого приоритетное право быть доктором было лишь у мужчин. Все великие фразы, касающиеся здоровья, врачевания принадлежат мужчинам. Нет ни одной великой, растиражированной потомками фразы, которую бы произнесла женщина-доктор. Кстати, первая группа женщин отправилась учиться в Цюрих по личному указу царя. И первой женщиной-врачом стала Мария Суслова. Ну, а потом процесс пошёл.
Сейчас ситуация выглядит таким образом (это я вижу по студентам), что мужчин в медицину идёт всё меньше. Женщины постепенно начинают превалировать в медицине. Причём даже в таких тяжёлых профессиях, как хирургия, анестезиология, травматология, которые я, например, считаю всё-таки сугубо мужскими.
Для меня это удивительно. Ведь ещё каких-то пять лет назад соотношение в этих направлениях у нас было пятьдесят на пятьдесят.
– С чем связано постепенное преобладание женщин в медицине? Может быть, с эмансипацией?
– Я предполагаю, что юноши сразу задумываются над будущим.
К сожалению, врач первые 10-15 лет вряд ли сможет прокормить семью. Дай Бог, если он достигнет каких-то высот в узкой специальности, потом сможет реализоваться, но уже с элементами медицинского бизнеса. Это материальный момент.
Второй момент моральный: врачей сейчас часто несправедливо, извините за выражение, «чморят». И это не может вынести мужское эго.
– А правда, что около 40 процентов выпускников медицинских вузов не идут в практическую медицину?
– Это на самом деле так. Зачастую после окончания идут либо медицинскими представителями в фирмы, либо вообще в сферы, далёкие от медицины.
Есть ещё одна проблема: очень резко снизился уровень подготовки и мотивированности абитуриентов и одновременно уровень их претензий быть лучшими. Я давно преподаю в медицинском вузе и могу вспомнить, что раньше на сессии я выделяла «блестящих» студентов: восклицательные знаки ставила. За сессию у меня набиралось 4-5 таких студентов. Сейчас таковых практически нет.
– К сожалению, многие преподаватели отмечают негативные черты нынешнего студенчества. Позитив-то есть? Чем отличаются нынешние студенты от тех, кто, скажем, учился вместе с вами?
– Вообще ребята у нас замечательные учатся. Они совершенно другие, чем 20 лет, 15 лет назад. Они более раскованные, они быстрее, подвижнее. Но и более поверхностные. Многие не стараются разбираться в вопросах глубоко. К сожалению, вся наша жизнь становится такой поверхностной. Всё происходит быстро и люди не успевает окунуться в глубину вопроса. Надо везде успеть, надо быть быстрым, а когда быстрый, ты поневоле становишься поверхностным.
Второе: у студентов нет безусловных авторитетов. Если раньше для студента профессор, доцент – это была величина, то сейчас со всеми они общаются очень легко. Для меня это тоже удобно и нормально. Другое дело, как это отразится на завтрашнем дне.
Третье: раньше для студентов вуз действительно был alma mater. Они были в нём с утра до ночи, в библиотеках занимались, в научных кружках — до глубокой ночи, когда проводили эксперименты. А сейчас… всё быстро. После пяти часов вечера уже никого нет.
Библиотеки заменил Интернет. Раньше читальный зал работал до десяти вечера, и он всегда был заполнен. В принципе, это нормально. В любом вузе создаётся электронная информационная образовательная среда, которая подразумевает, в том числе, и электронную библиотеку.
Ещё одно современное требование – корпоративная почта. На неё мне пишут студенты, идёт общение онлайн. Раньше такого представить было просто невозможно.
– В вашем вузе учатся не только российские, но и множество иностранных студентов. О них можно сказать всё то же самое, что и о российских? Или они другие?
– Иностранные студенты тоже изменились. При этом они все очень разные. Ребята из стран Ближнего Востока несколько легкомысленны. Многие хотят получить образование, но не знают, что будет дальше.
Африканские студенты действительно приезжают учиться, все они серьёзные, нацеленные на результат.
Малазийцы – дотошные, аккуратные, всё записывающие. Индусы совершенно другие.
– Поют?
– Все поют и танцуют.
– А сколько стран «учится» в нашем ВолгГМУ?
– Насколько я знаю, в вузе учатся студенты из 49 стран. А за все годы – более 100 стран.
«Ни разу до лягушки не дотронулась»
– Наталья Ивановна, должен ли молодой человек или девушка, поступая в медицинский, осознавать груз ответственности профессии врача? Учиться в «меде» сложно, работать в медицине – тоже. Вы, поступая в университет, понимали, куда идёте?
– Я точно понимала, потому что поступала трижды. Первый год был абсолютно легкомысленный. Я хорошо училась в школе и думала, что так же легко поступлю. Ан нет, не получилось. На второй год решение поступать было более осознанным. Но что-то тогда, видимо, упустила. Поступила я лишь на третий год.
Я понимала, что профессия ответственная. А насчёт того, что учиться тяжело… Я после первого курса вообще вышла замуж и ребёнка родила, ещё и отличницей умудрялась оставаться. Наш декан, царствие небесное, доктор Райкунов, когда выступал на наших собраниях, всегда ставил меня в пример. Он говорил: «А она у нас ещё и мама». Конечно, бабушки помогали. Особое спасибо бабушке моего мужа! Но учиться реально трудно, особенно на первых курсах. Нужно не только многое зазубривать (анатомия, латынь), но и понимать.
После третьего курса становится значительно легче. Но чтобы стать доктором, нужно много учить, запоминать, понимать. Надо уже с третьего курса что-то своими руками делать. Когда я училась, это немножко легче было. Тогда меньше говорили о правах человека и больше разрешали. Я на третьем курсе в операционной хотя бы расширители держала. А сейчас студенты на муляжах только занимаются, по всяким конвенциям к пациентам их не допускают. С одной стороны, это хорошо, а с другой — плохо.
– Первую лягушку свою помните препарированную?
– Признаюсь честно! Несмотря на то, что я была отличницей, я ни разу до лягушки не дотронулась. Это я оставляла своим юношам-друзьям.
– А на ком же тогда тренировались?
– Да я уже с третьего курса определилась, что хочу быть гигиенистом, представителем профилактической медицины, и сразу пришла на эту кафедру. Хотя сначала мечтала о токсикологии, но меня забраковали по здоровью. Так и осталась в гигиене.
Роды в самолёте вместе с стоматологом
– На жалеете ни о чём?
– Совершенно! Клинические знания, которые наши великие профессора вложили в нас, лежат где-то на полочке и в нужную минуту всплывают. Я всегда боюсь, знаете, когда едешь в поезде, самолёте и вдруг спрашивают: «Есть ли на борту доктор?». Я всегда немножко выжидаю.
Помню, мы летели в Таиланд, и у женщины начались роды. И вот спросили, есть ли доктор? Я притихла, ожидая, что кто-нибудь отзовётся. Смотрю, никто не встаёт, тогда я встала. Иду по проходу и тут мужчина встал. Я думаю: «Слава Богу!» и спрашиваю: «Вы кто?». Оказалось, что он стоматолог. Но, тем не менее, всё хорошо сделали и роды прошли благополучно.
– И кто родился?
– Хороший такой крепкий мальчик. Женщина-азиатка на позднем сроке полетела, роды были не первые, так что всё обошлось. Это я вспомнила к тому, что знания, которые дал в своё время профессор Жаркин, всплыли в нужный момент. Да и стоматолог толковый оказался, стюардессы помогали, экипаж.
Гигиенисты – кто они
– Наталья Ивановна, мы понимаем, кто такие стоматологи, хирурги, травматологи. А кто такие гигиенисты?
– Есть такое понятие «профилактическая медицина». Это та отрасль медицины, которая занимается первичной профилактикой. Вот клиницисты — они занимаются вторичной профилактикой, то есть, если у человека есть хроническое заболевание, они обязаны сделать так, чтобы оно не обострялось. Хотя сейчас прилагаются большие усилия, чтобы первичная профилактика была приоритетом и в работе практикующего врача. А гигиенисты занимаются тем, чтобы заболевание в принципе не возникло. Если бы в нашей стране люди реально следовали принципам первичной профилактики, ситуация со здоровьем и с медициной была бы совершенно другая.
Сейчас много говорят о том, сколько средств вкладывается в медицину. Действительно, как бы ни ругали медицину, но за последние 10-15 лет финансирование медицины возросло в разы. Я не имею в виду зарплаты. Я говорю о строительстве новых больничных, лечебно-профилактических учреждений, покупке дорогого оборудования. КТ, МРТ – сегодняшние доктора считают, что без этой техники невозможно работать.
Однако вкладываются, в основном-то, в лечебную медицину. И получается замкнутый круг: больше средств тратим на медицину, а здоровье людей всё хуже.
Почему? Конечно, заболеваемость по некоторым нозологиям растёт, потому что лучше выявляют. Но, с другой стороны, пока мы не сделаем так, чтобы человек стремился сам не заболеть, ничего не изменится. Я всегда говорю студентам: «Очень важно воспитать в каждом человеке ответственное отношение к своему здоровью». Вот это безусловно.
А то у нас как? Пока молодой, на здоровье внимание никто не обращает. А как после сорока лет петух жареный клюнет, тратим огромные деньги на лечение.
Сейчас в профилактической медицине существует популярное и очень серьёзное направление – «Методология оценки риска». С его помощью можно посчитать каждому человеку риски возникновения тех или иных заболеваний.
Вдумайтесь: в стране, по сути, эпидемия сахарного диабета 2-го типа. Только зарегистрированных три миллиона человек. А есть ещё люди, которые даже не знают, что у них повышен сахар. К этому приводят те самые риски, которых можно было бы избежать: питание, избыточная масса тела, низкая двигательная активность.
Существует такое понятие, как «хронические неинфекционные заболевания», из-за которых в России происходит более 70 процентов смертей. Это сердечно-сосудистые заболевания, гипертоническая болезнь, тот же сахарный диабет, точнее его осложнения. Так вот, уровень заболеваемости и смертности по сравнению с той же Францией у нас отличается в разы. Это потому, что во Франции с людьми проводятся профилактическую работа, которая сводит риски развития болезни к минимуму.
Но в России это, к сожалению, не только медицинская проблема, но и вопрос менталитета. Ну не хотят наши люди быть здоровыми! Конечно, на ситуацию влияют и питание, и экология, и двигательная активность…
Политика – фактор риска
– А политика входит в угрозы для здоровья человека?
– Политика – несомненно фактор риска! Если человек пришёл в политику искренне (наивно, наверное, прозвучит), чтобы улучшать жизнь людей, а не для того, чтобы заработать или создавать публичный имидж, то он рискует своим здоровьем.
– Политики составляют едва ли не большую часть вашего круга общения?
– Так получилось, я и сама в какой-то момент среди них оказалась.
– Вы на политиков чаще смотрите как на биологические организмы или как на пациентов?
– (Смеётся). Конечно, я воспринимаю каждого как индивидуума, человека, биологическое существо.
– Не получается так, что вы смотрите на политика и начинаете анализировать, чем он болен, какие риски есть для его здоровья? Да и трудно же, наверное, как гигиенисту и как диагносту, не заметить какие-то девиации, которых всё больше?
– Вообще девиантное поведение сейчас становится всё более распространённым, начиная с деток, которых не всегда правильно воспитывают, и кончая взрослыми людьми.
А что касается того, что я вижу… Вы знаете, я по натуре такой человек, я стараюсь некоторое время вообще не раскрываться. Особенно когда я общаюсь с новым человеком, я стараюсь больше слушать и поддакивать. Но это не значит, что я согласна со всеми его словами.
Я помню, когда я первый раз избралась в областную Думу, я пришла в неё совершенно не политиком, была независимым депутатом, избиралась по одномандатному округу без поддержки какой-либо партии, мечтала сделать что-то для людей. Сейчас мне кажется это таким наивным…
Так вот, я была совершенно новым человеком, взявшимся, по сути, в политике ниоткуда. И меня сразу начали все к себе тянуть, я вдруг всем понадобилась. Почему? Потому что формировались фракции, группы, каждая из которых хотела привлечь ещё одного человека. Меня то одна фракция убеждала перейти на её сторону, то другая. Я большее время сидела молча или повторяла: «Я всё поняла!».
Потом мне один депутат сказал: «С самого начала смотрю на тебя: что за профессор, двух слов связать не может? Сидит только». Это я к чему говорю? Пока я не пойму, что за человек передо мной, я не буду перед ним раскрываться. Но когда я понимаю, кто передо мной, интересен ли мне человек, вот тогда я начинаю высказывать своё мнение. Но такой подход касается только политики.
Раздвоение или чистая биология?
– А если как со студентами сравнить: политики сегодня и вчера? Есть различия?
– Разница просто огромная. Когда я избиралась депутатом первый раз в 2003 году, желающих искренне что-то изменить к лучшему было значительно больше. Были люди, которые не боялись первых лиц исполнительной власти, готовые отстаивать свою позицию, вступать в конфронтацию… Это была совершенно другая политическая жизнь.
То, что я наблюдаю сейчас, рождает лишь одну мысль: «Как хорошо, что я не там». Сейчас быть в политике – эта прямая угроза для здоровья. Я бы не смогла спокойно переживать то, что сейчас вижу. Грызлов в своё время сказал: «Дума – не место для дискуссий». Вот в нашей Думе на сегодняшний день всё именно так: никто не дискутирует, никто не возражает. Хотя именно в спорах рождается истина, никто не отменял эту фразу. Только споры должны быть профессиональными, а не просто ор какой-то. У меня такое впечатление, что никто уже ничего не отстаивает.
– Вы сейчас от политики далеки?
– И слава Богу! Для меня сейчас приоритет – мои студенты, моя научная работа, мои аспиранты. Хотя, конечно, я общаюсь с некоторыми политиками из прошлой жизни. Но тех, кто отстаивает своё мнение, – таких почти не осталось
– Что получается: у людей раздвоение личности? Они думают одно, а говорят другое?
– А я не думаю, что это раздвоение. Это возможность приспособиться, адаптация к существующим условиям. Человек, например, в душе понимает, что происходят неправильные вещи, но сказать вслух он об этом не может, потому что понимает: это грозит для него последствиями или даже репрессиями. И чтобы этого избежать, нужно закрыться, приспособиться. Это чистая биология.
Забуксовавший закон
– Наталья Ивановна, вы говорили, что шли в политику, чтобы помогать людям. Есть конкретные примеры?
– Я помню мой самый первый закон, принятие которого шло очень тяжело. Его, в конечном итоге, приняли, но в связи со сменой губернаторов он так и забуксовал. Это был закон о противотуберкулёзной помощи и предупреждении распространения туберкулёза.
Не секрет, что заболеваемость туберкулёзом очень высокая, это социальное заболевание, которое связано, в том числе, с тем, в каких условиях живёт человек. Статья, которая вызвала массу споров и тормозила принятие, касалась дополнительных метров жилплощади. Я настаивала на том, чтобы семьи, где есть больной с открытой формой туберкулёза, получали дополнительные жилые метры, чтобы больному можно было обеспечить более или менее изолированный образ жизни. Понятно, что это связано с затратами бюджета, но эта мера была бы очень эффективной.
Закон очень долго буксовал, но потом губернатор Николай Кириллович Максюта его всё же подписал… Но, увы, началась смена губернаторов и всё затормозили.
Ещё один закон, который действительно отобрал часть моего здоровья, – закон о донорстве. Был период, когда в соответствии с федеральным законом о донорстве отменили выплаты за сдачу крови и элементов крови, как и горячее питание. Я сразу сказала, что это недопустимо, что мы получим отток доноров.
Понятно, что у каждого донора есть высшие помыслы, но, с другой стороны, человек отдаёт частичку себя — и это должно поощряться. После сдачи крови его, как минимум, нужно как следует покормить. В противовес федеральному я предлагала оставить в регионе выплаты и питание. Этот закон шёл жутко тяжело.
В тот момент я была председателем думского комитета по здравоохранению. Помню, ехала на заседание, где должны были рассматривать мой закон. Мне звонит чиновник высокого ранга и говорит: «Опять есть некоторые осложнения. Мы предлагаем тебе снять твой закон».
Я сказала: «Если вы его снимете, я пишу заявление о том, что я слагаю полномочия председателя комитета». А это уже скандал!
В итоге закон приняли, людям вновь начали платить, потому что произошёл резкий отток доноров, крови не хватало. А потом как горох посыпалось: другой регион такой же закон принял, ещё один. В итоге и на федеральном уровне всё вернули. Я тогда получила моральное удовлетворение, но и для здоровья урон был.
Спортзал и дача
– Наталья Ивановна, давайте отвлечёмся от политики и медицины. Как вы проводите свой досуг?
– Я хожу в спортивный зал. Это называется «Здоровая спина», там мне очень хорошо. Когда наступает тёплый сезон посещаю в бассейн и, конечно, всегда отдыхаю на даче.
– Вы – цветовод?
– Ой, я знатный цветовод! Я когда приезжаю на свою дачу, к своим цветам, у меня всё как ластиком стирается. У меня одни мысли: вот тут у меня зацвело, на розе тля появилась, где-то что-то не взошло…
– Какой любимый цветок?
– В память о моём отце я выращиваю розы. А вообще я очень люблю тюльпаны. Они как символ начала жизни, когда природа просыпается.
– А есть вот цветы благодарные и неблагодарные? Например, есть животные с норовом. Ты хоть обкорми этого кота, хоть голову о стену разбей, а он как не любил тебя, так и не любит. С цветами так же?
– Есть у меня два таких – это рододендроны. Я много лет их пестую, удобряю, почву особую привожу, на зиму укрываю. И вот в этом году в первый раз одолжение мне сделали – зацвели.
Внучка – мой человек
– Ваша внучка ведёт активный образ жизни, живя в Москве. У неё очень интересные фуд-обзоры в Инстаграм. Наталья Ивановна, что ей передалось от вас? Говорят, что внуки больше получают, чем дети.
– Внучка очень на меня похожа – по характеру, по жизненным устремлениям. Она мой человек, и мы с ней очень близки. Дочь моя Инна, наверное, больше в папу: она более закрытый человек, не стремится ни к какой публичности. Для неё существуют только семья, любимый муж Роман, работа и, конечно, дача. Если я знатный цветовод, то она у меня знатный огородник!. Ну и слава Богу – каждому своё. А внучка – другая.
Во-первых, она уехала в Москву. Почему?
Ну, не секрет, что у нас здесь не разбежишься. Найти в Волгограде работу по твоему желанию и перспективам очень и очень сложно.
Не секрет, что много молодых людей уезжает, она тоже оказалась среди них. И оказалась права: нашла интересную работу, которая её вновь сподвигла учиться. Она всё время чему-то учится, посещает новые курсы. И плюс у неё действительно есть хобби.
Я, конечно, ей иногда пеняю: «Ксюш, ну вот ты опять была в заведении. Может быть, где-то стоило бы сэкономить, быть поскромнее». Она говорит: «Я туда иду не для того, чтобы поесть, мне нравится новое». Она смотрит рецептуры, как подаётся, как обслуживают. А потом пишет, на мой взгляд, очень неплохие отзывы. И многие известные рестораторы ей ставят лайки.
Я думаю, это здорово, когда человек не закрывается, не клянёт всё подряд: всё скучно, неинтересно. Ты найди по жизни что-то интересное, и она тебе покажется совсем другой.
Разговоры вернулись на кухни
– Но, тем не менее, не замечать зла — вариант точно не про вас.
– К сожалению, зло теперь концентрируется у нас ка кухнях. Страшно, но возвратились те времена, когда люди снова ведут разговоры о зле на кухнях. Такого не было несколько десятилетий. Теперь же многие вещи люди обсуждают так, как это было во времена моего детства.
– А вам не кажется, что это только в Волгограде происходит? В Ростове, Питере, Москве такого нет. Это в Волгограде лет пять назад начались кухонные разговоры, разговоры вполголоса, подтексты, намёки, многозначительные паузы…
– Со всеми городами сравнить не могу. Но мои самые близкие друзья – москвичи во многих поколениях. И у них таких разговоров на кухне нет. Они довольны жизнью. Конечно, все мы знаем расхожую фразу «Есть Москва, а есть Россия». Действительно, в столице другая жизнь.
У моей подруги достаточно серьёзное заболевание, но все лекарства она получает бесплатно. Когда ей нужно, её совершенно бесплатно госпитализируют в очень хорошую клинику, если что-то случилось.
У них появилась программа для пенсионеров. Им звонят домой и предлагают то курсы английского, то компьютерные курсы…
Я вижу, какие у них ухоженные дворы, парки. Я понимаю, что в Москве другие деньги. Но по осени мне довелось быть в Казани и тоже один раз посидеть на кухне у приятелей. Там тоже нет кухонных разговоров, и отношение к жизни другое — нет обид, которые присущи нашим жителям.
Полную видеоверсию интервью с Натальей Латышевской в программе «Между Ангелом и Бесом» можно увидеть здесь.
