Дмитрий Бессонов
Несколько слов в качестве пролога. Это интервью со сложной судьбой. 20 мая состоялся наш первый разговор, 30 мая – второй. В свет интервью вышло 12 июля, в 55-й день рождения интервьюируемого, в качестве моего подарка не только, собственно, герою публикации, но и моему детству, которое Михаил Плотников олицетворяет в полной мере.
Спраvка:
Михаил Самуилович Плотников родился 12 июля 1965 года в Волгограде в семье инженера-строителя Самуила Львовича Плотникова и преподавателя русского языка и литературы Рахиль Моисеевны Хает.
Старший брат – Плотников Лев Самуилович, 1955 года рождения, с 1989 года живёт в Израиле.
Михаил окончил в 1982 году волгоградскую школу №81. В этом же году Михаил Плотников поступил в Волгоградский государственный университет на филологический факультет, который окончил в 1989 году.
В 1983 году после первого курса попал под первый призыв студентов в армию. Через два года демобилизовался и восстановился в университете. Будучи студентом 4 курса, начал преподавать русский язык и литературу в гимназии.
Оставив педагогическую практику в 1993 году, Михаил увлёкся радио, вёл на первой волгоградской радиостанции «Новая волна» два проекта: «ХанУма» и «Кто больше». Был одним из родоначальников КВН в Волгограде.
С 1996 года работал генеральным директором «Русского радио — Волгоград».
7 февраля 2000 года впервые вышел в эфир на радио «Серебряный дождь» с ежевечерней программой «Ужин с провинциалом».
С 2004 по 2005 год ведёт утреннее шоу «Первая смена» на радиостанции «Европа плюс».
В 2005 году после годичного перерыва Плотников возвращается на радиостанцию «Серебряный дождь», где работает в прежнем качестве до 2009 года.
В 2008 году дважды становится победителем шоу «Самый умный» на телеканале СТС.
С 2003 по 2009 год Михаил Плотников параллельно с работой на радио руководит рекламой и пиаром казино-клуба «Европа».
В ноябре 2009 года в г. Киеве основал рекламное агентство «Оскар Ярд Медиа».
С 18 июля 2010 года по 21 января 2018 года вёл собственное кулинарное шоу «Барышня и кулинар» с Анной Семенович и Ольгой Кокорекиной. Шоу выходило в эфир по воскресеньям утром на телеканале «ТВ Центр» .
Параллельно сотрудничал с украинскими СМИ. В 2011-2012 годах вёл кулинарную программу «ЄВРОФУД» на канале ICTV.
2015 год – создано «Неутреннее ШОУ» на «Русском радио Украина».
С 2013 по 2016 год – эксперт ток-шоу «Страсти по Ревизору» на Новом канале.
С ноября 2016 г. на радио «Восток ФМ» появляется программа «Вкусные заметки с Михаилом Плотниковым».
Разведён. Имеет дочь Олесю (род. 1991) и сына Даниила (род. 1998). Есть внук Тимофей (род. 2010).
Вожатый по расчёту
Volganet.net: Михаил Самуилович, с днём рождения всесоюзной пионерской организации имени Ленина, благодаря которой мы и познакомились! Ведь до того, как ты стал звездой радио и ТВ, ты был звездой вожатского отряда. Вопрос номер один: как ты стал вожатым?
Михаил Плотников: Я пришёл в вожатский отряд совсем случайно. Я был далек от всей этой пионерской истории, от всех этих штабов и пионерских лагерей. Я поехал в детский лагерь в 1983 году в августе месяце и попал в совершенно чумовую компанию «пионеров-героев», как я их называл, во главе со Светой Целиной. Это были люди, которые много лет ездили вместе в эти «Альтаиры», собирались на какие-то слёты, пели пионерские песни, жили идеалами, сильно отличающимися от официальной, часто такой лицемерной позиции, потому что у этих пионеров были правильные идеалы. Людям было хорошо вместе, они делали много добрых и светлых дел без политической подоплёки. И в этой компании я оказался весьма к месту: молодой, наглый, неглупый, весёлый. И на меня надели клетчатую рубашку альтаировскую, повязали галстук… Работал я всегда на старших отрядах. Мне было 18, моим пионерам было по 16 лет.
В 83-м году это было спонтанно, а затем моя работа пионерским вожатым — это уже таким весьма, знаете, продуманным действием была. Я не любил колхозы, стройотряды, и лето в пионерских лагерях уже стало для меня прекрасным времяпрепровождением. Но пятом курсе Волгоградского госуниверситета эта история чуть было не закончилась, поскольку я был выслан из лагеря «Огонёк», в котором был командиром вожатского отряда, за несогласие с позицией начальника лагеря. И после этого — в 89-м как раз году — снова попал в лагерь пионерского актива «Альтаир».
– То есть в лагерь пионерского актива ты попал по диссидентской тропе?
– Да-да-да! Абсолютно! Я даже не знал, что это такое – «пионерский актив», честное слово! И я был из другой жизни совершенно! Отличник в школе, в институте вроде у меня всё там получалось классно. Такой правильный еврейский аполитичный мальчик. Я не был активным пионером, но я стал активным вожатым. Получалось сплошное многоплюсие.
Плюс первый. Три месяца ты находишься в пионерском лагере, тебе «падает» зарплата, которую тратить некуда, потому что ты живёшь в пионерском лагере. То есть в сентябре у тебя зарплата за три месяца. Приличные деньги? Приличные! За эти же три месяца у тебя к сентябрю стипендия. Приличные деньги? Приличные! Складывая зарплату и стипендию, ты получаешь большие отпускные – у меня набегало до пятисот рублей. По советским меркам – бешеные деньги. Можно было совершенно спокойно поехать на юга. Я, правда, один раз только ездил на юга, в Грузию, а все остальные маме с папой отдавал, потому что к этому времени папа уже был на пенсии и в общем как-то было не очень всё классно дома.
Второй плюс. Ты находишься в обществе, где от 70 до 90% – это молодые, красивые женщины. Согласен?
– О, да!
– Вожатые, медсёстры, физручки… А ты всегда свободен, у тебя играют фантазия и гормоны. И плюс ко всему в то время нельзя было купить медицинскую книжку, поэтому все окружающие тебя женщины были здоровы, что тоже немаловажно. Особенно работники пищеблока. Они сдавали анализы гораздо чаще, чем все остальные.
Да, это звучит цинично, но это правда.
Третий плюс. День рождения у меня летом. И мы сделали этот день всеобщим праздником, на который приезжали все мои друзья.
Плюс? Плюс. Были и четвёртый, и пятый, и множество других плюсов. Мы же работали по системе профессора Иванова: формировали временные детские коллективы в условиях коллективной творческой деятельности. Так что я ещё и наукой заниматься успевал, публиковал научные статьи. И у меня была проблема тогда: я выбирал между кафедрами педагогики и филологии. Выбор сделала жизнь: когда моя работа вышла под фамилией научного руководителя, а меня указать забыли, я с педагогикой расстался.
– Ты часто круто менял жизнь? Сколько резких поворотов штурвала было?
– Много очень. Очень много. Давай посчитаем.
Это история моих уходов куда-то. Откуда бы то ни было – они были куда. Первый раз я ушёл из школы, из гимназии, точнее, в которой работал завучем, хотя очень любил и люблю до сих пор эту работу. Причина была простой: нам зарплату начисляли, но не выплачивали. Это было начало девяностых годов, и я тогда ещё курил. Я подошёл к табачному киоску в Волгограде возле «Современника». Купил сигарет – стоили они, по-моему, 5 рублей 76 копеек по тем деньгам. А у меня было 4 рубля в бумажнике. И я вдруг ужаснулся, что я завуч в лучшей гимназии города, а у меня нет денег даже на сигареты. И я ушёл из школы. Помыкался: был замдиректора в каком-то культурном центре, потом замдиректора в какой-то фирме, которая занималась компьютерными системами, был замдиректора в фирме при «Лукойле» и непонятно чем занимался – закупками продовольствия для общих праздников.
А потом было радио
– А как ты звездой радио стал?
– Меня Хохлов Дима позвал. В апреле 1994-го они открыли «Новую волну», а в июле 94-го вышла первая программа «Радио ХанУма». До конца 99-го, то есть больше 5 с половиной лет, я был лицом и голосом «Новой волны», а потом ещё и генеральным директором и одним из совладельцев «Русского радио». Помимо этого я работал на каких-то выездах, я был достаточно популярным ведущим в Волгограде. Думаю, что никто по количеству проведённых в то время мероприятий со мной сравниться не мог и не может.
Я вёл всё, что угодно. Во-первых, я вёл КВН, ты помнишь. Я вёл Дни милиции, вёл все концерты на набережной, вёл конкурсы красоты, ну, в общем, все мероприятия городские. Это сильно поддерживало мой бюджет, потому что были совершенно нормальные, неконтролируемые, не облагаемые налогом деньги.
А в один прекрасный день в «Городских вестях» вышла статья Кати Горячевой. Статья была посвящена Дню студента, который был 17 ноября. Какая-то рок-группа была, местная самодеятельность, Дубцова молодая, 13-ти или 14-летняя… Все нынешние волгоградские звёзды тогда были вислоухими и голопопыми. Вот, и это очень весело было. А потом выходит статья с такими словами: «Открылся занавес, и на сцене привычный Плотников привычно профессионально, привычно весело развлекал привыкшую к нему публику». И я понял, что это пипец, грубо говоря, что надо менять ВСЁ!
Мне было 34 года – куда мне было расти в Волгограде? И я поехал в Москву, совершенно в никуда, но с тайной надеждой, что меня возьмут на большое «Русское радио». И вот совершенно случайно в Москве я остановился у своего товарища, он турок, Халиль Коркмаз. У него была большая турфирма, которая размещала рекламу на «Серебряном дожде». Вот он говорит: «Давай я договорюсь, тебя прослушают». Я говорю: «Да ну в попу». А «Серебряный дождь» тогдашний, если помнишь: Гордон, Соловьёв… Это был вообще какой-то недосягаемый уровень. Я об этом никогда не думал, не собирался работать на «Серебряном дожде».
Ну, он договорился без меня о встрече и силком меня туда затянул. Причём я был с бодуна такого достаточно серьёзного. Меня притащили к Савицкому и Синдеевой. Мы долго говорили, они меня как-то там спрашивали… Я до сих пор не понимаю, почему они меня взяли. Попросили запись какого-то эфира, и тут выяснилось, что я сапожник без сапог. В багаже сотня эфиров, а ни одной одной демозаписи нет! Ну просто в Волгограде мне не нужно было подтверждать свой уровень.
В общем я нашёл её у кого-то из постоянных поклонниц, которые записывали практически все передачи. Мне прислали в Москву на следующий день кассету. Я её передал на «Серебряный дождь» с полной уверенностью, что никто не позвонит. Через два дня мне позвонили и сказали: «Приезжайте!». Я приехал, придумал название «Ужин с провинциалом». Мне захотели дать псевдоним. Потому что Савицкий очень любит псевдонимы. Он хотел, чтобы я был Михаилом Плотником, по-моему. Нет, Плоткиным, да… Плоткиным, точно! Я сказал, что менять мою фамилию я не хочу, и они настаивать не стали. Это был, по-моему, понедельник, а в четверг я был уже в эфире. И несколько лет в вечерний прайм-тайм с 7 до 8 вечера я так и работал на «Серебряном дожде», пока меня не переманили на «Европу плюс».
Но к тому времени я уже работал в казино «ЕВРОПА» начальником маркетинга и рекламы. Потом уехал в Киев работать в казино, когда московское закрыли. Потом я попал в Казахстан, когда закрыли киевское казино. Потом было ТВЦ «Барышня и кулинар». У меня всегда было по две-три-четыре-пять работ, самый большой период без отпуска – семь лет. Семь лет я не ездил в отпуск. И меня это никак не тяготило. Я никогда не понимал разницы между тем, что я делаю и работаю, то есть, это всегда было в удовольствие. И это самое большое счастье в моей жизни. Когда мне первый раз принесли зарплату в качестве ведущего радио «Новая волна», я очень долго смотрел на Олю Власову – нашего генерального главного бухгалтера – и не понимал, как мне за это должны платить?! Я получал такое удовольствие от работы у микрофона, что искренне верил, что я должен доплачивать, понимаешь? Я получаю кайф, а за него ещё и деньги платят?! Поэтому всё, что я делал: пионервожатство моё, работа педагогом, работа радиоведущим, работа телеведущим, работа начальником маркетинга в казино… Эти все работы ведущим на сцене, организатором мероприятий – я получаю от этого удовольствие, и я счастлив в работе.
– Сейчас чем занимаешься?
– Сейчас опять я без работы, потому что в связи с вирусом всё закрыто. Поэтому я вернулся к прямым эфирам, которые для себя веду в Инстаграме и Фейсбуке. У меня сейчас каждый день в 7-8 часов вечера выходит такая рубрика «Про хорошего человека». Это такое «путешествие в светлое прошлое», как я его называю. Первые «путешествия» я записывал, а потом понял, что я 30 лет занимаюсь прямыми эфирами и мне не интересно записывать. Да, это тяжело физически, это обязывает тебя никуда не ходить и в 8 часов быть у микрофона, грубо говоря, но это очень клёво. В карантин – это единственная развлекуха, которая, правда, пока никак не монетизируется.
В городе блестящих статуй
– Несмотря на такую внутреннюю свободу и даже отвязанность, ты производишь впечатление очень системного человека. Что ты в первую очередь делаешь, когда в Волгоград приезжаешь? Может быть, есть ритуал какой-то?
– В последнее время я приезжаю в Волгоград только на машине. Мне это нравится, я люблю ездить. Я в своё время, живя в Москве, каждую субботу ездил на «восьмёрке» в Волгоград в начале двухтысячных годов. Ну, а теперь на хорошей машине, под хорошую музыку, по дорогам, которые сделали, слава тебе Господи – сам Бог велел. На Чемпионат мира по футболу я тоже приезжал на машине.
Ритуал есть, и он очень простой. Я приезжаю. Живу я всегда в Красной Слободе у небезызвестного тебе Александра Андреева. Я в своё время проводил презентацию «Лебяжьей поляны». Андреев – мой старинный приятель, обожаемый мой друг – выделил мне в своей гостинице номер на пожизненное пользование. У меня там есть номер, который мне дают, за который не берут деньги. Я живу всегда у него на турбазе, мне очень это нравится, поэтому я и на машине езжу.
Ритуал у меня очень простой: к сожалению, это, прежде всего, два кладбища – это кладбище на Дар-горе, в Ворошиловском районе, где лежат мама с папой. И это центральное Дмитровское кладбище, где лежит мой лучший друг Гриша Перепелицын. И всё. Дел больше в Волгограде у меня нет.
К сожалению или к счастью, в Волгограде средства массовой информации редко обращают на меня внимание. Правда, в последний мой приезд, надо отдать должное волгоградскому телевидению, Таня Каминская позвала на телевидение, и я давал интервью. Было очень смешное, весёлое интервью. Меня нет в Волгограде с двухтысячного года. Я в январе двухтысячного уехал.
20 лет… Вот за все эти годы приездов в Волгоград меня приглашали время от времени на «Новую волну», но так – не поговорить, а просто зайти. Меня дважды выпускали в эфир. Один раз на «Комсомольской правде», один раз на телевидении.
– Обидно?
– А я просто никаких иллюзий по поводу отношения Волгограда к себе не испытываю. Просто несколько фактов. Я много сил потратил на работу с «Имидж-клубом». Слышал такое название? Вот был какой-то праздник, то ли 10 лет, то ли 15… И Капитанова забыла меня пригласить. «Новой волне» в 2014 году было 20 лет. Меня не позвали. Эдик Панин – небезызвестный, когда у «Ньюс-паба» был день рождения, он попросил меня записать ролик. Я в «Ньюс-пабе» никогда не был, но из уважения к Эдику Панину я записал ролик, поздравил «Ньюс-паб» с днём рождения и отправил Эдику. Было бы логично позвать меня на этот день рождения, да? Но меня не позвали. Горюнов праздновал своё 60-летие, помнишь такого? Он позвал меня, оборвал телефон: «Приезжай!». Я приехал. Он отмечал день рождения в резиденции около «Динамо». Я бросил дела, прилетел, прямо с самолета примчался, зашел в зал… Меня встретил на входе Глеб Урьев, всучил мне микрофон в руки и сказал: «Дмитриевич сказал, что ты приедешь и всё проведешь». Кто со мной договорился, что я буду ведущим? Понимаете? И хотите верьте, хотите нет, но вот эта общая тенденция «я никому ничего должен», в принципе, и мне никто ничего не должен. Когда мои одноклассники или друзья детства говорят, что они или их дети собираются уехать из Волгограда, я не только их не отговариваю – я говорю: «Бегите»! То есть, не просто убегайте, а просто мажьте пятки салом.
– Почему у нас так?
– Что касается Волгограда… Почему это происходит? Я считаю, и об этом неоднократно говорил, что дело в направленности общественного сознания. Я считаю, что у Волгограда в общественном сознании не было Символа настоящего и Символа будущего. Мы всегда жили в прошлом и прошлым. Мы всегда жили Сталинградской битвой. Пока были ветераны и участники Сталинградской битвы, это ещё было объяснимо. Сейчас этих людей нет. И жить только событиями прошлого, на мой взгляд, – это такой способ паразитирования. Вот когда появился футбол, когда Волгоград вошёл в список городов, где будет Чемпионат мира, ситуация сдвинулась с мёртвой точки. Появилось ещё что-то, что меняет сознание людей. Был праздник, было движение, было общественное единение какое-то, и не только со стороны болельщиков. Было, но опять ушло. И город вновь живёт, глядя в прошлое. Ну как можно всерьёз обсуждать переименование нашего города?
Я тебе расскажу про себя. Если в Фейсбуке ко мне просится человек, мой земляк, у которого место проживания написано «Сталинград», и он рождён после 64-го года, у него нет шанса быть у меня в друзьях. Нет такого города «Сталинград». Сталинградская битва есть, а города такого нет. Казалось бы, при таком трепетном отношении к прошлому как можно не назвать мост Шабунинским? Ну как? Зная всю его историю!? Самая большая проблема Волгограда – это когда Шабунин проиграл губернаторскую битву. Это для Волгограда была трагедия. Когда на смену Шабунину пришёл Максюта, жизнь в Волгограде остановилась. На долгие годы.
«И вот эта вот политика двойных стандартов, двойного подхода – она существует. И она делает Волгоград городом прошлого. Городом блестящих статуй».
В Москве, вообще в шоу-бизнесе в российском много волгоградцев: режиссёров, актёров, мы с некоторыми встречаемся, общаемся, и этим не принято хвастаться – тем, что мы волгоградцы. Понимаешь? У меня, безусловно, есть друзья, которые не оставили ещё мысли как-то повернуть ситуацию вспять. Андреев тот же… Да много людей ещё это делают.
Но у меня нет ностальгии. Я учился в 81-й школе, а жил на Чуйкова, 2. Представляешь, напротив «Маяка»? Я шёл в школу от «Маяка» до театра музкомедии. Десять лет…
Знаешь, когда я приезжал недавно, шёл по этой набережной и ждал, что вот сейчас должна случиться ностальгия: вот здесь я с девочкой на этой лавочке сидел, целовался. Здесь я дискотеки проводил, а вот здесь из школы убегал. Здесь я с тумбы речного вокзала ещё недостроенного в воду прыгал – мы открывали сезон 1 мая купальный. Вот сейчас, ну должно торкнуть же! Нихрена у меня не торкало! Места те же, а люди, прежде всего, другие, понимаешь?
Папа мой, когда ещё был жив, мне звонит и говорит, что ему кто-то позвонил и обвинил меня в том, что я не люблю русский народ. Это в волгоградской газете было какой-то. Папа собирал все публикации обо мне, все интервью… Он мне прислал эту статейку. В одном из интервью, в Москве, какому-то журналу известному, у меня спросили: «Что вы не любите в метро?». А я ездил в метро совершенно спокойно. Я говорю: «Я не люблю в метро понедельник». У меня спросили: «Почему?», а я говорю: «Потому что метро в понедельник пахнет перегаром и луком».
И кто-то из волгоградских журналистов перепечатал это в интервью, написал, что Плотников сказал, что от русского народа пахнет перегаром и луком, он не любит русский народ.
«Я еврей!»
– Если ты чего-то не понимаешь, то…
– Я нахожу этому объяснение. Ну или придумываю его. Например, меня многие тюкают: вот вы, евреи, странные – вы избранные Богом, потому вам легче всего и живётся. У меня есть теория своя богоизбранности моего народа. То есть, знаешь, когда учёный изобретает вакцину от чумы, например, на ком он может её испытать? Ну чтобы было всё честно? На себе. Это честно? Честно. Как всевышний посылает испытание в виде расселения, изгнания из Родины, Холокоста, да? На ком он может испытывать? Только на своих детях. Поэтому все остальные, видя этот опыт, применяли его. Вот поэтому мы избранные.
Мы избранные не потому, что мы лучшие. А мы избранные, потому что на нас испытания проводят. То есть, только свои, мы созданы для примера. Мы подопытные. Я раз говорил на эту тему со многими раввинами, они со мной, конечно, не согласны. Там теория написана по-другому, но один очень умный и очень уважаемый раввин сказал: «Послушай, это очень похоже на правду, очень похоже».
– Между прочим, о такой национальности, как евреи, я узнал именно от тебя, когда впервые в пионерском лагере увидел тебя в майке, на которой было написано «Я еврей». Я не мог понять, что это такое, и спрашивал у ребят, с кем мы были вместе в лагере. Мне потом кто-то вожатых рассказал, что это такая национальность. Потому что как-то нам никто не объяснял ни про историю с русскими, ни про историю с евреями, мы какие-то советские были все пионеры. А потом мне стало интересно, что это за евреи такие, про которых на майках пишут. Я выяснил, что у нас в классе тоже учатся евреи, и вполне себя осознающие, как евреи. И мне они рассказали о народе, о каких-то вещах интересных. Вот ты как решил в этой майке выйти, для начала?
– Да никак не решил. Вышел и вышел. Мне нравилась майка, хотя она была китчевая, если честно.
– Нет, просто я ни у кого в городе таких маек не видел…
– А у меня была! Хотя да, слушай, а ведь чтобы надеть майку «Я еврей», «Я украинец», «Я чеченец» в то время надо было смелость иметь!..
– Конечно, я вот об этом же.
– Ну, что касается моего еврейства, я тоже лет до 10-11 не понимал, что я еврей. Дома у меня папа был коммунистом, мама очень любила советскую власть, потому что она дала евреям высшее образование, что было невозможно в российском государстве. Мы были советские на самом деле. Но потом люди на стороне начали: «Жид, жид, на верёвочке дрожит». И я стал интересоваться этим вопросом, читать книжки какие-то. Я не был и сейчас не являюсь сионистом, но я еврей. Я горд этим. Более того, когда я изучал теорию маркетинга, занимаясь рекламным маркетингом игорного бизнеса, я понял, что весь маркетинг заключён в трёх вещах: в понимании твоих УТП (уникальных торговых предложений), в понимании твоей ЦА (целевой аудитории) и в понимании того, как ты свои УТП сможешь донести до ЦА. Вот и весь маркетинг. То есть, месседж, как ты можешь донести. Вот в большом количестве моих УТП я включил мою национальность. То есть я слабости сделал силой.
То же самое было с провинциализмом, по большому счёту, что касается механики. Поэтому я был, есть и буду евреем.
Знаешь, я тебе сейчас расскажу одну совершенно замечательную историю по этому поводу, которая приключилась со мной на собеседовании в израильском посольстве в Москве. Это было очень весело.
Я решил получить израильское гражданство несколько лет назад. Когда Абрамович его получал. И решил получить его быстрее, чем Абрамович, при этом не используя никаких адвокатских контор и еврейских агентств. Это была такая игра. Я позвонил в еврейское посольство. Мне назначили собеседование на 16 мая. Я не помню уж какого года. С 7 до 12 там надо было прийти. Я пришёл без пяти двенадцать, был последним из пришедших, нас загнали в какую-то комнату. И там надо было предоставить кучу документов для того, чтобы подтвердить твоё еврейство. Там сидели люди с огромными папками документов. У меня было три документа: свидетельство о рождении моё, где записано, что папа и мама евреи, и свидетельства о смерти родителей. Всё, по-моему. Ну, может быть, ещё военный билет был.
Я был последним, зашёл в кабинет; как потом оказалось, это был консул, большой начальник, там были три человека, которые проводили собеседование. Консул сказал: «Дайте документы». Я дал ему документы, он говорит: «Так. Всё?». Я говорю: «Всё». Он говорит: «Этого мало». Я говорю: «Да? Разве?». А подтвердить своё еврейство надо. Он спрашивает: «У вас кто-нибудь живёт в Израиле?». Я говорю: «Брат». Он говорит: «А можем с ним связаться?». Я говорю: «Можем. При одном условии». Он говорит: «Каком?». Я говорю: «Если у вас Wi-Fi бесплатный». Мы позвонили моему брату через его отца, он дал трубку. Брат прислал свой документ. Потом он говорит: «О, у вас ещё сестра, а у неё мама русская». Я говорю: «Русская, но с другой стороны. Моя сестра получается не еврейка. Но вы знаете, я-то здесь, а она уже давно там». И он смотрит на меня и говорит: «Я не знаю, что с вами делать». Я ему отвечаю честную вещь, говорю: «Послушайте, я же еврея от нееврея всегда отличу… Среди ожидающих вместе со мной, вы уж простите меня, было много людей, которые, чтобы доказать своё еврейство, находили какого-то еврейского деда, которого в глаза не видели. Послушайте, если вы даёте разрешение на въезд вот тем, с кем я сидел, а мне не даёте, то мне такой Израиль не нужен!». Я был совершенно откровенен. Он посмотрел на меня, говорит: «Давайте паспорт». Я дал ему паспорт, он налепил мне эмигрантскую визу и говорит: «Шесть лет я работаю в посольстве, это моё лучшее собеседование. Лучшее!».
Я сам взял билет за свои деньги, никаких агентств, я приехал в Израиль 1 августа 2018 года. Из Риги прилетел. В аэропорту мне дали этот документ, и я был записан первого же августа во все необходимые там министерства. В 4 часа я прилетел, в 2 часа дня у меня приняли уже заявление на международный паспорт. Я выехал в отпуск, потом мне еврейский паспорт пришёл через 9 дней, 9 августа он отмечен. И пришёл мне этот еврейский паспорт, и мне сказала тётка, которая выдавала, что «вы быстрее, чем Абрамович получили, за 9 дней». Вот так я получил еврейское гражданство, потом я заявил об этом куда следует, и официально имею второе гражданство, что мне позволяет обходиться без шенгена фактически.
Крокодил Данди
– Ты в Израиле сейчас?
– Да, я приехал в Израиль 1 марта на пару недель и не могу уехать, потому что всё позакрывалось.
– Ну, изолировался.
– Да, изолировался от самого себя. Вроде как сейчас работы нет, дети в Москве, а я в Израиле, да. Здесь есть съёмная квартира у меня.
– Слушай, а вот я давно же тебя знаю. И по телевизору за тобой наблюдаю, и по соцсетям. Вот сейчас мы с тобой разговариваем и меня не покидает ощущение, что ты глубоко одинокий человек. Капец какой одинокий, но при этом ты человек, которой в своём одиночестве себя очень уютно чувствует. Ты в одиночестве, как индеец в джунглях, нет?
– Ну, безусловно, я как Крокодил Данди в Австралии. Ну, конечно, да – я одинок. Я не могу среди своих удач больших назвать свою семейную жизнь. Не могу похвастаться. Мне 55 лет и моя семейная личная жизнь сложилась не так, как мне бы этого хотелось. В этом нет ничего хорошего.
Вообще у меня есть несколько недостатков. Прежде всего, это вера в людей. И ничему меня не учащая доброта моя. Несмотря на все эти мои понты внешние, меня столько раз обманывали мои партнеры. Я трижды затевал бизнес — трижды меня обманывали и я оставался с «голой жопой». И я понял, что я наверно-таки хороший наёмный сотрудник, а бизнесом мне заниматься нефиг и денег не будет.
Одинок… Не знаю, хорошо это или плохо. Мне комфортно. Знаешь, сейчас мне очень трудно, потому что я на изоляции привязан к этой квартире. За последние 15 лет я никогда не был больше двух недель на одном месте, а тут я почти 3 месяца! Меня рвёт на части. Я человек-самолёт. Прилёт, улёт, звонки. А сейчас у меня молчит телефон, потому что нет работы. Ну он звонит, время от времени, но не так, как раньше, когда он не смолкал. Телефон, компьютер, WhatsApp, скайп. Ну сейчас как-то спокойно.
– Ты всех стюардесс на дежурных авиакомпаниях… эммм… знаешь?
– Было бы здорово сказать, что да, но нет. Это не так. Я летал многими авиакомпаниями. Я жил в Киеве, приезжал в Москву на выходные. Вообще я требовательный пассажир, и когда выходил из автобуса, то стюардессы S7, видя меня, хватались за голову и кричали: «Опять он!». Но только S7. Потому что они не идут ни в какое сравнение с совершенно замечательными украинскими стюардессами. Они скрашивали мои одинокие вечера в Киеве. Я с ними гулял, ходил в театр, ресторан. С некоторыми был знаком особо близко.
– Скажи, а что нужно человеку, чтобы стать просто смертным врагом Михаилу Плотникову?
– Сложный вопрос. Дело в том, что несколько лет назад я принял решение врагов простить. Всех. Потому что агрессия и злость не приводят ни к чему хорошему. Враг – это человек, с которым я не общаюсь и которого блокирую во всех источниках информации. Я уже достиг такого возраста, такого понимания жизни, что, наверное, врагов, с которыми надо воевать до смерти, у меня и нет. Врагом… Интересно. Надо быть националистом, не обязательно русским националистом, любым националистом, вот любым. Я не приемлю национализма, террора, глупости и ненужного упорства. Если ты глуп, упорен и националюга, то… Ну вообще, знаешь, вот эти общие слова, что я не люблю предателей… Всё это глупости. Знаешь, есть же какая-то химия, видишь человека – и у тебя вроде бы нет никаких оснований его не любить, а ты его уже не любишь. Знаешь, это как анекдот про еврейскую маму. Она смотрит на своего только что рождённого сына и говорит: «Зямочка, на ком бы ты ни женился, я её уже ненавижу». Поэтому такая вот история. Не знаю, я понимаю, что враги у меня есть, но я не хочу этого понимать.
– А круг друзей у тебя широк?
– Нет, узок. Я могу тебе перечислить друзей по пальцам и сказать, почему это так. Когда Жванецкого спросили о новых друзьях, он сказал, что друзья новые не появляются. Его спросили, почему, и он дал гениальный, на мой взгляд, ответ. Знаешь, в каком слове заключается вся дружба? В одном: «А помнишь?». Вот у меня из настоящих друзей, прямо из друзей-друзей, из живущих в Волгограде – это Андреев и Виталик Миловский, с которым мы проводили дискотеки. Из живущих в Москве это, прежде всего, волгоградец Олег Гадючкин. Мы многое прошли, и крым-рым этот он никуда не девается. Из живущих вне это, по всей видимости, Халиль Коркмаз с которым я общаюсь до сих пор и много лет. В 96-м году мы познакомились и до сих пор мы общаемся. И самый мой лучший друг, близкий, волгоградский, лежит, к сожалению, на Дмитровском кладбище – это Гриша Перепелицын, он был расстрелян 30 сентября 2009 года по пути со стоянки домой в Ельшанке. Он был бизнесмен и, по всей видимости, это был бизнес большой. Это мой самый большой друг, самый. Вот я приезжаю к нему на кладбище, иногда я специально еду для этого в Волгоград.
Моя книга – кстати, это очень важно – посвящена Самуилу, Рахили и Грише. Потому что самым главным человеком для меня был и является мой отец, Самуил; моя мама, потому что папа главнее, чем мама, и мой друг Гриша. Вот это три человека, которые определяли моё лицо и моё понимание жизни. Вот это те люди, к которым я пойду, когда мне станет очень плохо, и не буду испытывать чувство неудобства. То есть, грубо говоря, могу подойти и сказать: «Умираю, дайте денег» – и мне не будет стыдно. А близких товарищей, таких вот знакомых, близких очень, родных и настоящих, человек 20. Причём женщины к ним не относятся, женщины – другая категория. Женщин-друзей быть не может.
Ученье – свет
– Когда это интервью только планировалось, я зарекался не касаться темы твоих кулинарных подвигов. Но совсем не затронуть этот вопрос было бы неправильно. Поэтому постараюсь убить двух зайцев сразу. Есть такое блюдо, которое взрослый самостоятельный мужчина обязан уметь приготовить?
– Да перестань! Вот здесь отличия мужчины от женщины нет никакого. Есть вещи, которые любой человек должен уметь, чтобы себя прокормить. Захочешь жрать – приготовишь. Картошку пожаришь, яичницу сделаешь… Вот и всё.
Но если именно мужчина захочет поесть вкусно, как-то углубиться во вкусовые ощущения, пусть найдет бабу, которая вкусно готовит. Ну хорошо – не бабу, а женщину красивую. Или старушечку какую-нибудь, она будет приходить и готовить. Теперь же многие имеют поваров домашних. Кулинарный талант – это как музыкальный слух. Либо есть, либо нет. Понимаешь, у человека всего две страсти, которые доставляют ему физиологическое, эротическое удовольствие, которым он может руководить. Понимаешь? То есть, если тебе хочется в туалет, ты не можешь этим желанием руководить. Две страсти поддаются руководству – это секс и еда. Ты можешь есть и готовить, когда ты хочешь. Заниматься любовью, когда захочешь. В большей части. Вот и всё.
– Чего уважающий себя и окружающих интеллигентный человек, ну или не интеллигентный, но стремящийся к этому, ни при каких обстоятельствах не должен делать в ресторане и что он сделать должен обязательно? Например, чаевые гардеробщику надо оставлять?
– Значит, смотри. Что надо делать в ресторане.
Чаевые всегда на ваше усмотрение, но есть определённые правила. В Америке на давшего меньше 20% будут смотреть, как на идиота. А, например, в скандинавских странах надо давать чаевые независимо от суммы счёта: 5 евро оставил – и все счастливы. Для меня лично чаевые обязательны, но при наличии правильного обращения. Если гардеробщик улыбается, правильно подаёт тебе пальто, не проявляет никакой агрессии, ведёт себя правильно и достойно, я даю. Чаевые должны быть честно заработаны.
Второе. А на самом деле первое – и это самое главное правило ресторана: вы не должны прощать плохой еды, плохого сервиса. «Ах, давай не будем затевать скандал!» А почему нет, если вас отбросами накормили за ваши же деньги? Если вас что-то не устраивает – вызывайте менеджеров. Но! Вы должны быть абсолютно уверены в том, что вы правы, что вы знаете, о чём говорите. Ресторан – это коммерческое предприятие, где за большие деньги вам должны подать произведение искусства. Чаще общайтесь с официантами, попросите выйти шеф-повара. Знаешь, в одном грузинском ресторане я задал вопрос: «Почему нет мацони в меню?». Это был сентябрь месяц, грузин вышел шеф-повар и говорит: «А не сезон». Я ему: «Ты что, больной? Корова не доится, что ли?» Сезон, не сезон…
Обычно если вкусно, я обязательно передаю привет шеф-повару. Обязательно надо общаться, ведь ресторан – это не столовка. Чаще общайтесь с официантами, и они пойдут на разговор с готовностью, потому что будут ждать чаевых. Если всё вкусно – не обломайтесь, дойдите до кухни, поклонитесь шеф-повару. Приложив руку к сердцу, поблагодарите его. Это очень здорово. Вас запомнят и в следующий раз, когда вы придёте, понимая, что вы реальный чувак, вас и хорошо обслужат, и специально для вас что-нибудь приготовят. Повара очень ценят, когда люди оценивают их нелёгкий труд.
– Ты же своей прямотой и бескомпромиссностью определённой за 55 лет должен был целую армию «доброжелателей» собрать. Рогатки на жизненном пути тебе часто ставили?
– До сих пор ставят, а как же! Недавно мне написал письмо один мой ученик, Сергей Шлыков – он в Питере сейчас живёт. Помнишь его? Вот он мне написал: «Мы тебя часто обсуждали и я тебя ненавидел. Но это ты научил меня называть вещи своими именами». Да, я всегда такой был. И что? К Гадючкину приходила куча людей, говорили, что я плохой человек, что меня нужно выгнать с ведущих КВН, такой человек, как я, с такими взглядами, не должен быть на сцене. Гадючкин всех к чёрту посылал.
На «Серебряном дожде»… Вечером мне звонят и говорят: «Михаил Самуилович, а Соловьёв там такое про вас говорил!». Я всегда слушателям отвечал: «Вы позвоните мне, когда Соловьёв начнёт меня хвалить, вот тогда я подумаю, что в моей жизни что-то неправильно. Он меня ругает, значит, у меня всё хорошо, отстаньте от меня». Я такой же был всегда в отношении к женщинам, я честно говорил, что от них хочу, и они понимали. И не давали по лицу, как в том анекдоте про поручика Ржевского!
– Кстати, твои ученики – и не только Серый Шлыков – до сих пор тебя вспоминают и в комплиментарном, замечу, ключе.
– Я очень хочу поблагодарить всех тех, кто обо мне там отзывается тепло, просто скажу тебе одну важную вещь: любовь ко мне, как к педагогу, наверное, имеет под собой оценку моих человеческих качеств. Но, прежде всего, это оценка моих профессиональных качеств. За это, прежде всего, спасибо моей маме, она филолог. Я читал правильные книжки. «Доктора Живаго», Бродского прочитал, напечатанного на электронно-вычислительной машине, и многие другие запрещённые книжки. Безусловно спасибо моим университетским преподавателям по русскому и литературе, моим гуманитариям дорогим. Особенно Пестереву Валерию Александровичу покойному. Его роль в моём понимании зарубежной литературы безгранична. Его лекции, конспекты, знания, которые он давал… И я неоднократно сталкивался с тем, что знания, которые я получил в Волгоградском университете, с точки зрения профессионального уровня не уступали знаниям филологов, закончивших МГУ, ЛГУ, Казанский и прочие большие университеты с историей.
Я очень люблю школу. И как учитель я такой необычный парень был, романтик! Я читал стихи, и это не очень соответствовало моему образу. В те времена я знал такие стихи Маяковского, о существовании которых дети и не слышали. Я, будучи учителем, убрал из программы Чернышевского. Никто об этом не знал, а я ненавижу Чернышевского, и его взгляды мне не очень близки, и его книга «Что делать?» считается мной книгой для мусорного ведра. Никто этого не знает, но я со своими учениками Чернышевского не изучал, я у Толстого какие-то часы отрывал и отдавал их Мандельштаму. Тоже без особого разрешения. Да… Конечно, коцал я программу школьную дай боже.
– А теперь и сам стал писателем и поэтом.
– Вот в 54 года меня пробило, я начал писать стихи. А писателем стал пятью годами раньше, хотя делать этого не планировал. Первая книга, которая называется «Вымышленных персонажей нет, или Слишком много недокуренных разговоров» была написана мной на Фейсбуке. Это истории из жизни, которыми мне хотелось с людьми поделиться. Оказалось, что они пользуются большой популярностью. Я собрал их в единую книгу и решил себе к 50-летию сделать подарок. Но юбилей у меня совпал с разводом, и мне тогда было не до литературы. И книжка осталась не напечатанной. Потом через несколько лет моя хорошая подруга – начальник отдела маркетинга и рекламы Volkswagen в России – напечатала на день рождения за свой счёт две книги. Подарила и сказала: «Ну, сволочь, ну я же всё сделала уже, всё сверстала, давай печатай, нам же надо». В сентябре прошлого года я приехал в Киев в командировку. Мне позвонил киевский издатель Игорь Степурин, он сказал: «Можно прочитать?». Я говорю: «Да, прочитайте». Он говорит: «Я буду издавать». И осуществилась ещё одна моя мечта, я очень хотел издать книгу гражданина России в Украине. Эта книга не коммерческий проект для меня, я не зарабатываю на этом денег.
Примечание. Пока автор этого материала телился с редактурой интервью, часто режа по живому «вкуснейшие» эпизоды, книга Михаила Плотникова вышла в свет.
Теперь что касается стихов. Я стал стихи писать лет пять назад. Это было время от времени и нерегулярно: нахлынуло вдохновение — написалось. А в сентябре прошлого года – это было в Одессе, я ждал своего товарища в кафе, мимо меня ходили красивые люди… Прямо возле памятника Ришелье, на Приморском бульваре. Я написал первое стихотворение про одиночество: «Одиночество моё, одиночество».
И началось! Меня прямо прорвало на хорошие стихи. Они действительно хорошие, поскольку я понимаю в литературе, я всё-таки филолог. Я стал их нумеровать, собирать и сейчас у меня их более трёхсот. Из этих трёхсот сто – это действительно очень хорошие. Это я могу сказать смело.
Люди говорят, что они все хорошие, но сто – прямо замечательные! И сейчас я собрал это в книгу и разошлю по издательствам. Там, кстати, про Волгоград тоже много стихов.
Украинофил
– Ты очень тепло об Украине рассказываешь…
– Потому что я абсолютный украинофил.
Потому что я украинофил, я не езжу в Крым после 2014-го года. Поэтому я очень хотел ещё до всех событий остаться именно в Украине. Меня многое связывает с этой страной, я жить хотел в ней до Майдана. Хотел закончить свои пенсионные будни именно в Киеве. Я влюблён в этот город. Но кризис, ковид – много чего изменилось.
– Политика-шмалитика? Кстати, в стране, где каждый день какие-то электоральные процессы происходят, тебе не предлагали на выборах поработать, тем более что опыт такой работы в России у тебя имеется?
– Понимаешь, когда я работал в Украине, мне было не до выборов. У меня было много работы, мне и так хорошо было… И я не хотел быть втянутым в украинскую политику. Не хотел, чтобы меня тянули каждая на свою сторону разные силы. Но, ты понимаешь, гражданин России, ещё и к тому же еврей, в Украине такая штука странная…
У меня был опыт телевизионной работы в Украине. Меня позвали ведущим утренней программы на некий канал. Программа называлась «6-9», потому, что с 6 до 9 утра выходила. Это было уже послемайданное время. И я сказал, что не буду говорить о политике, потому что у меня весьма такое своеобразное отношение к происходящим событиям на Украине.
Через неделю меня попытались заставить говорить о ситуации в Крыму. Позиция руководителя канала не совпадала с моей. И я ушёл. Через две недели. Хотя с самого начала гарантировали, что политики не будет.
Я очень люблю Украину, но ситуация там такая, что верить кому-то… Ну, это вещь такая сложная. Надо знать эту действительность. Надо тщательно подходить к выбору партнёра. Скажем, у меня в Киеве был свой ресторан. Нас, партнёров, было трое. Потом они, когда я уехал в отпуск, втайне от меня закрыли ресторан и открыли там подпольный игорный клуб. Так бывает, да. Но за 10 лет я научился разбираться с такими вещами… Но уехал.
При этом я остался украинофилом. Я люблю Киев, я хочу в Киев. Киев самый для меня удобный город. Когда я жил в Украине, я думал, что там и хочу состариться. Приобрету недвижимость, буду тихо и спокойно работать.
– Я вспоминаю Киев как город, в котором миллион точек питания разного совершенно уровня, в которых можно доступно и вкусно поесть… С чем это связано?
– С традициями. Слушай, когда мы там были детьми, и продавались настоящие пирожки по 10 копеек на каждом углу, и ты мог зайти в любую столовую в школе своей или на заводе, было вкусно. Традиции…
В Волгограде до сих пор много заведений, где можно поесть за какие-то копейки. А в Украине, ты прав, так и было; качество стало падать потому, что Украина кулинарная увлеклась дорогими, пафосными ресторанами в расчёте на поток туристов. И желание заработать денег превысило желание вкусно накормить. Я работал в кулинарном проекте «Страсти по Ревизору», поэтому знаю о ситуации в стране не понаслышке. Но ты прав, Украина вкусная страна, во всех отношениях!
Вспоминаю один эпизод. Единственная кулинарная программа, на которую пришёл Кличко, была моя. Поскольку я его очень хорошо знаю лично. И он был у меня, готовил гречку с какой-то смешной отбивной. Главное было не давать ему говорить длинными предложениями. Хорошая получилась программа.
– Обратно не зовут?
– Сейчас там проблема с русским языком. Вот позавчера я разговаривал с руководителем ещё одного канала, и он прощупал почву в отношении моего возможного приезда. У них есть час в сутки для возможного вещания на русском языке. И он хотел, чтобы я приехал, что-то обещал. Но я отказался. К сожалению, я туда критически не могу попасть и не очень верю, что кто-то не полезет в мои дела. В творческие дела, я имею в виду. А я этого не допускаю.
Может, поэтому кулинарные передачи хороши. Никто не лезет с советами, указаниями. Более того, когда была «Барышня и кулинар», я с первой программы сказал, что не готовлю с майонезом. Представляешь, 8 лет была программа – и ни один майонез спонсором не вошёл! На меня давили, но я не готовлю с майонезом!
– Видит Бог, ты сам это начал! Открываем кулинарную страничку.
– Вот чёрт! Это просто как с Демьяненко, когда он навсегда остался Шуриком. Да, я когда-то придумал себе этот образ повара-кулинара и теперь меня преследует: «О, вы повар! Я по телевизору вас видела!». Я борюсь с этим уже много лет. Я-Не-По-Вар! У меня нет никакого соответствующего образования. Люблю готовить — да, но я артист, скорее, чем повар. Ну… Раз уж заговорили, затронь, затронь кулинарную тему.
– Сколько в творческом багаже Михаила Плотникова авторских рецептов?
– Миллион. Плюс-минус. А если серьёзно, недавно одни пацаны предложили мне сделать кулинарную школу. Я сказал, что я не повар, что это, наверное, тяжело… Ну, они говорят, что мы сейчас наберем в интернете соточку рецептов основных, «от Плотникова» так сказать, и попросим тебя их приготовить. А я им: « Не найдёте соточку, найдёте гораздо больше». И вот они мне вчера мне звонили обалдевшие: «Миша, это, блин, невозможно!». Семь тысяч рецептов! Ты понимаешь, нет? Семь тысяч специально отобранных, которые можно приготовить. То есть, грубо говоря, если вот заняться этим делом и поставить себе цель – восемнадцать лет ежедневной готовки! Хотел кулинарии? Вот тебе кулинария!
– Помимо Михаила Плотникова есть несколько известных телеповаров: Гордон Рамзи, Джейми Оливер, например. Они, помимо того, что готовят под камеры, выпускают какие-то свои патентованные продукты. Нет ли у тебя чего-то такого, что ты мог бы запатентовать?
– Я думал об этом. В Израиле нашел такую приправу особую, потом смешал несколько ингредиентов, сделал соус авторский, я такого нигде не встречал и не пробовал. Ко мне пришли правильные ребята на ужин и сказали, что надо его обязательно запатентовать. Теперь думаю, не запатентовать ли соус, не начать ли производство? На этом карантине я что только ни придумал!
Вот у меня есть соус из жареной малины, который можно запатентовать. В воскресенье салат буду готовить с жареными абрикосами. Я увидел, как жарил абрикосы Оливер и выдохнул — не я один такой долбанутый. Кстати, на мысль жарить абрикосы меня армяне натолкнули. У них есть такой салат с абрикосами, подвяленными на гриле. А я не доводил до подвяливания, а стал поджаривать. Я жарю виноград, у меня есть салат с крабовым мясом, где нужно добавить виноград — полуизюм, полувиноград, чтобы вот брызг сока не было, чтобы он был чуть-чуть подвяленный. Ну, в общем, такие специальные штуки.
– А с кем из телеповаров тебе было бы интересно поготовить вместе?
– Понимаешь… эээ… какая ситуация. Вот что такое телеповар? Это такая странная… эээ…единица. К сожалению, большинство телевизионных поваров либо говорят красиво, либо готовят хорошо, понимаешь? В этом проблема. Людей, которые одно и другое могут делать одновременно, нет. Хотя…
В России, это, прежде всего, Костя Ивлев. Безусловно, он умеет делать и то, и другое, но, наблюдая за ним, я однажды вдруг понял, что никогда не буду готовить так, как он. Или как Джейми Оливер. Потому что если бы я был среднестатистическим гражданином, я вряд ли бы готовил вслед за ними, потому что эти рецепты слишком сложны.
У них есть, на мой взгляд, две профессиональные проблемы. Первая – это огромное количество несуществующей в наших российских магазинах фигни. Ну, например, я смотрел Джейми Оливера недавно, и он использовал вместо обычной муки муку из мацы. Вот в Израиле она есть в любом магазине, а в России пойди найди муку из мацы. Только где-то в присинагогиальных магазинах. Практической пользы – ноль, ушло блюдо.
Или там видеоуроки итальянской кухни. Они используют 55 видов сыров. Ну, во-первых, их трудно найти, а, во-вторых, бюджет. Ингредиенты, из которых повара собирают блюдо, это очень дорого. А добавь сюда посуду, оборудование, печи… Ты видел, как Оливер ставит в духовку, которая полторашечку стоит точно, гранитную плиту, чтобы пиццу жарить?! У него нет деревянной печи, и он ставит гранитную плиту в духовку и на ней жарит пиццу, чтобы она снизу прожарилась. Всё это, конечно, клёво, камень держит температуру, но кто из россиян может это повторить? Тем более дома?
И третья проблема, продолжая тему, это время. Они готовят настолько сложные блюда, и у них настолько дорогая техника, а запись программы 26 минут. То есть в жизни они делают это час, два, три… То бишь время приготовления блюда колеблется от 4 часов до 2-3 суток. Нормально? Вряд ли. Это всё невозможно запомнить и это физически недопустимый результат. Поэтому это всё красивые сказки.
Поэтому смирись: кулинарные программы больше существуют как фактор заполнения времени. Вот я, человек, который не может работать, если что-то не бухтит рядом: радио, телевизор передаёт что-нибудь бессюжетное и не мешает мне работать. Вот кулинарные программы – это лучшее, что может быть для меня.
– В стихах и прозе ты уже увековечился. А что насчёт книги с рецептами?
– Много лет назад одно из ведущих российских издательств обратилось ко мне с просьбой написать кулинарную книгу, книгу моих рецептов. Я человек абсолютно бессистемный, рецепты никогда не записывал, многие блюда готовлю, и я делаю горстями, а не граммами. На глаз, то есть. Но идея меня заинтересовала, и я подумал; ладно, пусть, сделаю. Я пошел в «Дом книги» на Арбате, поднялся в отдел, где продаются кулинарные книги. Встал перед этими полками и начал на боковушках книг читать авторов и их названия. И тут меня постигла очень смешная мысль: я многих людей из этих авторов знаю – писатели, артисты, певцы. Со многими из них я работал на радио, и они приходили ко мне на кулинарные программы на телевидение. Я понимаю, что у них руки растут из жопы. Из них кулинары – как из меня испанский лётчик, и их рецепты – это не более чем мода на написание кулинарных книг.
И вот это остановило меня. Я представил, что среди вот этих вот книг стоит моя. Михаил Плотников «Жрать здорово» – такое было рабочее название ещё до появления малышевской программы «Жить здорово». И я стою, смотрю на всё это и думаю, что среди вот этого кулинарного говна я точно не буду! И с тех пор держусь.
– Самое большое впечатление последнего времени?
– В Израиле вообще медицина на высоком уровне. Но меня впечатлило, как она работала в период карантина. Пенсионерам не разрешали выходить на улицу, и в каждом городе была организована служба, которая привозила горячие обеды для дедушек и бабушек. Я видел продуктовые наборы, которые раз в неделю привозили израильским пенсионерам. Две пачки риса, две пачки чечевицы, картошку, растительное масло, сладости, макароны, огромную тарелку всяких хумусов-нумусов, в общем, большую такую коробку. Всё это привозилось. И, помимо всего этого прочего, каждый день два раза привозилось горячее питание. Если тебе больше 65 лет – получи. Я видел наборы, которые выдавались в России, мне стыдно было за свою родину, честное слово. Знаешь, что в Израиле нет детских домов? Вообще, ни одного. Нет такой проблемы в стране. Нет брошенных детей.
От автора. На самом деле, мы говорили гораздо дольше. Но история про виски и текилу не попала в публикацию по причине 6+ нашего издания, а ряд моментов, касающихся российско-украинских отношений, находятся в дисгармонии с принятыми поправками в Конституцию.
Расстались тепло. Договорились продолжить разговор.
Даст Бог, в октябре так и будет.
