«Конфликтные ситуации возникают, когда у кого-то корона вырастает»

(Окончание. Начало в публикации от 14 января 2019 г.)

Напомним, что наша встреча с мэром Волгограда состоялась накануне Нового года. В первой части разговора с Главой Волгограда Виталием Лихачёвым мы коснулись многих проблем, волнующих горожан – от раздражающей глаз вырубки деревьев до оттока молодёжи в столицу и другие регионы. Во второй половине большого интервью по итогам года каверзных вопросов и откровенных ответов стало ещё больше. Логично, что начав беседу с минусов, мы перешли к плюсам. К плюсам, какими их увидел Лихачёв образца-2018.

«Нас не станет, а это будет работать»

– Я скажу не о плюсах Лихачёва, а о плюсах этой должности в её нынешнем виде. Почему? Сейчас объясню.

Многие годы, будучи депутатом, будучи в политике, видя минусы избирательной системы, я говорил себе: «У нас никогда не будет каких-то фундаментальных вещей, пока мы постоянно занимаемся пиаром». Это бег по замкнутому кругу, потому, что мы, власть, делаем лишь то, что хотят видеть люди.

Мы не хотим понимать, что нужно заниматься другими вещами – фундаментальными, как бы громко это ни звучало, но другого слова не подберу сейчас. Не сиюминутными какими-то вещами, а теми, которые, может быть, не видны сегодня, но завтра без этого всё потрескается, посыпется, протечёт, будут крах и авария.

Должность, которую я сегодня занимаю, не выборная, и здесь тоже есть плюсы. Мы знаем минусы – их много, но есть и плюсы – то, что мне не нужно заниматься пиаром. Я вам говорил, что всю жизнь буду строить, у меня была такая фраза. Всю жизнь – не всю жизнь, как пойдёт, но посмотрите, что получается.

Тот дюкер, который лежит на дне Волги, и куда шесть районов Волгограда сбрасывают канализационные отходы, ему было 50 лет. Скажем прямо, это сгнившая труба, засыпанная – в те времена так строили – песком и бутовым камнем. Рванула бы она во время Чемпионата, да хоть когда рванула бы – мало никому бы не показалось. Это в любом случае была бы экологическая катастрофа для Волги. И никаким ни туризмом, ни оптимизмом мы бы не обзавелись. Было бы ещё больше пессимизма – «и труба у них лопнула к тому же», это, повторюсь, довеском к экологической катастрофе.

Дюкер заменили. Замена дюкера обошлась в 600 миллионов. Серьёзные деньги. Но я не об этом. Почему никто раньше к этой проблеме не подходил? Не потому что у них было денег меньше или ещё чего-то. Может и, наверное, было что-то ещё, но я думаю – это моя личная точка зрения, – что не подходили по одной лишь причине: у них не было желания этим заниматься, потому что эта работа не на виду. Её не видно, на этом не попиаришься, об этом не расскажешь в красках.

А сегодня, сделав это, мы понимаем, что нас не станет, а это будет работать. И многие поколения после нас будут спокойно жить, пиариться, делать другие вещи, которые видны людям, но это будет работать, город будет развиваться, город будет жить экологически безопасно.

Или возьмём Разгуляевский коллектор. То же самое. Огромная труба – 1200 мм. Проект был сделан 17 лет назад, но к нему никто не подходил. Потому что стоимость – 1 миллиард 200 миллионов, огромные деньги, которые нужно закопать в землю, для того чтобы Дзержинский район развивался. Но вот, что я скажу…

Люди же это не увидят, не оценят. Ведь на эту сумму можно где-то детский садик построить или поликлинику, решить какие-то другие насущные проблемы. Но вдобавок разрезать ленточку, запустить шарики, фейерверки и полюбоваться: «Какой я молодец!». Вот это минус избирательной системы, считаю. Минус, когда всё, что делается, должно идти во имя пиара.

– Пиар – это зло, что ли?

– Почему? Нет. Просто это для другого. А здесь этого не надо. Мне на этой должности, сошлось так, не нужен пиар. Губернатор избирается, но он понимает, что закладывает этот фундамент. А мэр не избирается, ему проще в этом смысле, не нужно отвлекаться на такие вещи, лишние, отвлекающие от нормальной работы пиар-движения делать. Этот коллектор построен, сделан, всё – нет проблем больше в Дзержинском районе с канализацией. Эти канализационные стоки пошли в новый дюкер, опять же, и на очистные сооружения, которые тоже будут обновляться. Стоимость проекта там ещё больше – 3,5 миллиарда, но мы над этим работаем.

Что общего у автобуса с пылесосом

– Виталий Викторович, давайте поговорим про перспективы развития транспортной инфраструктуры. Её новейшая история выглядит, как кардиограмма гипертоника: пришёл Веркин, ушел Веркин, пришёл новый человек, ушёл новый человек. И всё сопровождается какой-то непонятной штукой – не помним, как называется, связанной с маршрутами и автобусами: то их меньше, то их больше. А, ну как же: Комплексная транспортная схема! Что с ней не так? Когда она устаканится, если она вообще существует?

– Начнём с того, что схема сама по себя коррупционная, очень коррупционная… (пауза) Была. И в какой-то части, я сейчас конкретно про сегмент маршруток говорю, таковой остаётся.

Здесь занимается один чиновник, там – другой; там какой-то милиционер в теме, здесь – бандит, там – коммерсант с интересными связями, здесь депутат… допустим, бывший. Всё это переплетено в клубок, но в результате по одному и тому же проспекту проходят маршруты, отличающиеся только литерами. Берут, лишь завиточек делают к одной остановке, называют по-другому и продают маршрут.

Огромное количество маршруток выпускается на одну и ту же дорогу. Видели, знаете, сколько этих жёлтых машинок ездило. Автобус к остановке не может подобраться, потому что сразу подъезжают 5-6 маршруток.

– О сокращении маршруток говорили два года без остановки. А «ржавые вёдра» до сих пор ездят, хотя вроде как ради того, чтобы их извести, всё и затевалось…

– Их ещё 1200 штук ездит. Вскрываются всё новые и новые вещи. Выясняется сейчас, что где-то выдали даже двойные маршрутные листы. Изъяли маршрутные листы, а у них появились ещё одни. Те, кто должен их отлавливать… (пауза) просто…(пауза) ну, не успевают. А у мэрии нет полномочий, если честно, их как-то останавливать. Есть специальная инспекция. Инспекция пытается, инспекция работает, но мы понимаем, что – раз, и быстро черту подвести – не получится.

Слишком далеко зашло, слишком запустили, для того, чтобы это решить на раз. Потом, нужно не забывать, что с той стороны не только враги какие-то… Враги – это коррупционеры, те, кто выдавал эти маршруты, те, кто, платил тому, кто выдавал эти маршруты. Но водитель, который сидит за рулём, он работяга. Он на кредитах. Он не от хорошей жизни на маршрутку сел. Сразу взять всех и вычеркнуть – это и тяжело, и неправильно.

Транспортную схему постоянно дорабатываем, чтобы на основополагающих маршрутах стояли автобусы большой вместимости, которые подъезжали бы к остановке и, как пылесос, в часы пик всех забирали. А не как сейчас – в часы пик проблема не решается, их вроде много, а толку нет. Пока нет.

– Вы в курсе, что в 95-й автобус сесть практически невозможно?

– В курсе, конечно. Я продолжу начатую мысль. От маршруток не стоит совсем отказываться, но у них должен быть иной функционал. Маленькие машинки должны подвозить – с Горной поляны, с Майского, с посёлочка на Вишнёвой балке и так далее – на крупные остановки. Но надо так отрегулировать, чтобы они не выезжали потом по городу гонять, как сейчас. Потому что, к сожалению, имея маршрутный лист от точки A до точки B, они обязательно выезжают и едут до точки C.

Например, на маршрут Краснослободск – Тулака мы ставили специально контроль, проверку, наблюдение, как угодно назовите. Хотели понять, а кто же с Красной слободы, с Песчанки, которая на краю Красной Слободы, ездит на Тулака? Нас убеждали, что люди работают на оптово-строительном рынке. Мы проверили, во-первых, всех, кто работает на оптовом рынке. Всего один человек оказался с пропиской в Песчанке. Во-вторых, оказалось, что до Тулака никто не едет – все выходят в центре города, а этот бомбила собирает пассажиров по проспекту. В результате эта кутерьма никчёмная, толчея на дороге, пробки, ни о какой безопасности речи не идёт вообще, я уж не говорю, что муниципальный транспорт терпит убытки из-за того, что кто-то нарисовал такой умный маршрут.

Или там маршрут Городище – Кардиоцентр… Те, кто садится в Городище, выходят в районе Самарского разъезда и рассасываются дальше по городу, но маршрутка идёт дальше. Это правильно? Для экономики города, я считаю, это вред, это неправильно. Мы должны прийти к системе транспортных пересадочных узлов на въездах в город. Лишний транспорт на дорогах здесь не нужен.

– И будет больше автобусов?

– Конечно. Больше автобусов, больше трамваев. Трамвайные пути не ремонтировались тысячу лет, их нужно ремонтировать, едешь – голова отрывается. Да, всем этим надо заниматься.

В спартановских условиях

– У «Метроэлектротранса» опять какие-то проблемы?

– Ну, как «опять»… Они и не прекращались. Это старые, накопленные болезни. Мы о рельсах говорили. Вот на линиях скоростного трамвая они изношенные. Пути изношенные.

– «МЭТ» в состоянии полностью профинансировать ремонт и восстановление?

– Нет, ему самостоятельно никогда не вытянуть ремонт…

Это заведомо убыточное предприятие. Они себе даже на зарплату не зарабатывают сегодня. А чтобы они себе зарабатывали на зарплату, необходимо, чтобы у них увеличился пассажиропоток до 150 миллионов человек.

А чтобы пассажиропоток увеличился, нужно, чтобы люди передвигались быстро и комфортно. Для этого нужно заменить рельсы со шпалами, для этого нужно обновить сам транспорт.

– Тогда кто этими работами занимается, если не «МЭТ»?

– Не так. Работами занимается именно «МЭТ», а финансирование этих работ осуществляется за счет субсидий города. Но их недостаточно. Для того, чтобы все эти вещи сделать, нужно 8 миллиардов рублей.

Для того, чтобы заменить рельсы со шпалами, сделать нормальные остановочные платформы, они не везде у нас соответствуют современному уровню, где-то нужно утопить рельсы, чтобы это было вровень, чтобы было удобно, где-то поднять платформу, сделать аккуратно и поставить, соответственно, нормальные вагоны, минимум 8 миллиардов нужно.

Мы сейчас закончили весь этот обсчёт, понимаем, что нужно сделать, и занимаемся этой программой. Будем обязательно и строить транспортные пересадочные узлы. Разумеется, это один из важнейших вопросов, и у нас есть понимание, что для его решения потребуется привлечение частного капитала. Потому что бюджет всё не осилит, не потянет, да это и неправильно, во всем мире на такие проекты привлекают частные деньги.

– Реально подразумевается продление скоростного трамвая до университета, для чего подписи собирали?

– Есть две темы. На плаву, самая актуальная, почему-то такая: продлить до «Ашана», до «Акварели».

Почему-то мало говорят о другом варианте. О том, что надо продлить линию на Спартановку. Там, где кольцо троллейбусное есть. Оно, я думаю, должно быть, в том числе и для скоростного трамвая. Там напрашивается транспортный пересадочный узел – все въезжающие в город пересаживаются – и поехали на скоростном до Ельшанки.

Здесь плечо значительно меньше, я бы начал с этого плеча, перенёс с Тракторного кольцо трамвая на Спартановку. Это огромный жилой массив, и проблема в том, что утром оттуда все уезжают на работу. Там люди, в основном, не работают сегодня, а выезжают за его пределы.

– Спальный район такой классический.

– Вы правы. Спартановка – классический спальный район. Если бы мы смогли вывозить его жителей общественным транспортом, то у нас столпотворения машин там не было бы, они бы спокойно на трамвайчике приезжали на работу и уезжали бы с работы. Решилось бы, на мой взгляд, много проблем.

На районах

– Периодически у жителей частного сектора, Дар-гору конкретно берём во внимание, возникают фобии относительно сноса жилого массива. Как только власть сообщает о стремлении расширять дороги – капец, начинаются слухи про снос. Вообще, спросим прямо, есть планы сносить «частник»?

– Речь идет вот о чём, я понял вас…

– Вот сейчас стало немножко страшно…

– Ничего страшного – смотрите. Мы сегодня делаем въезд со стороны Саратова, то есть это Героев Тулы и Латошинка. Делаем 4-х полосную дорогу. Но там нет жилого сектора, там дачи. Возможно, какие-то подпадут под этот процесс, но эти дачи там организованы незаконно – самозахватом.

Проблема другая. Там есть заправка, есть линия электропередач. В 2018 году работали над тем, чтобы вынести сети из-под дороги, убрать в сторону с Героев Тулы, у нас было 80 миллионов на это заложено. 2019 год – с Латошинки убрать сети, у нас там две нитки идут серьёзные, водопроводные «семисотки» на Латошинскую насосную станцию, которая качает питьевую воду уже с очистных сооружений на Дзержинский. Они большей частью под дорогой.

Там санацию провести грамотно – и будет хорошая четырёхполоска. Я сейчас понимаю, что у нас въезд с Саратова будет замечательный. А вот ростовский въезд у нас убогий, конечно.

– Ага…

– Да страшный во всех отношениях въезд. Дорога сама латаная-перелатаная. Совершенно точно, нуждается в капремонте. Но, честно говоря, мне жалко делать там капремонт. Я бы хотел бы построить новый участок – также четырёхполоску. От переезда на Максима Горького до разъезда на Третьей продольной. Чтобы часть транспорта спокойно уходила на Третью продольную, часть шла сюда, в город.

Но речь о том, чтобы заходить с этой трассой в город и сносить что-то, не идет вообще. Мы думаем вот над той частью, моделируем, в том числе с изменением скоростных режимов.

– Коллектив – это всегда одна из самых больших проблем любого менеджера. Мы хотели бы спросить о главах районов, которые «на земле», так сказать, собирают основное количество шишек, сыплющихся на власть. Сложившийся состав райадминистраций вы считаете оптимальным, или у кого-то есть повод задуматься о занимаемой должности?

– Если честно, я бы по-другому вопрос рассмотрел. В плане того, чтобы немножко перестроить саму модель управления районами.

Я оставил бы границы районов, как они есть, но некоторые райадминистрации объединил бы. Говорю сейчас не о конкретных персоналиях, а о системе управлении. Надо понимать, что полномочий у районных властей уже не столько, сколько было раньше: часть функций ушло в МФЦ – 25% функций, по-моему, ушло туда.

Самая главная, на мой взгляд, проблема, которая сегодня не решена на местах, это качественная уборка территории. Три года назад были созданы муниципальные бюджетные учреждения при каждом районе: там есть работники, есть какая-то минимальная техника для уборки.

Численность везде разная, соответственно, территории для уборки везде разные, задачи по уборке – разные. Чего греха таить, центр убирается лучше и быстрее, чем другие районы. Но и по нормативам, честно говоря, мы финансируем их из того, что можем, – процентов на 50, от того, что должны делать. На этом направлении нам предстоит ещё работать и работать.

Сегодня наше муниципальное учреждение, которое мы создали совершенно недавно для уборки города и подпитываем техникой постоянно, – оно тоже пока не в нормативах. Вот этот снег штурмуем-штурмуем, не всегда, но получается. Технику мы купили в позапрошлом году только, до этого вообще было… По разным причинам…

Сейчас опять технику закупаем, в начале года придёт. Область это понимает, это их деньги, их субсидии. Очевидно, необходимо усилить работу. Усилим. А после этого, уже следующим этапом, нужно будет те МБУшки, которые работают на земле, усиливать. Трудолюбивые люди, которые способны руками убирать территорию, у нас есть, но без техники эту работу вряд ли можно считать эффективной… Тем более, что благоустроенная территория прибавляется, а её же надо не просто замостить, после этого туда «КамАЗ» не загонишь уже. Надо какую-то лёгкую технику, чтобы не поломать плитку.

Плит-система

– Как хорошо, что вы о «замощении» заговорили! А чем была вызвана необходимость смены асфальта на плитку? Хотите знать, что люди говорят на этот счёт? Версий миллион: от классической, что это бизнес каких-то ваших родственников, до того, что это Собянин и его жена, которая производит тротуарную плитку, уговорили губернатора, а уж он вас нагрузил…

– Насчёт Собянина – анекдот. Когда Собянин мостил Москву плиткой, говорили про «плитку его жены», все были уверены в этом. А когда Собянин начал центр мостить гранитом, сказали: «Собянин женился второй раз, у молодой жены – гранитный бизнес».

– Так в Волгограде плиточный бизнес, он чей?

– Сразу скажу, не мой. Дальше. Несколько лет назад у нас плитку высокого уровня делала всего лишь одна фирма. Мелких частников было полно. Наверное, во всех гаражах есть такие мастеровитые люди, которые покупают цемент, краску, пластификатор, формочки и делают… Но на серьезном оборудовании делала одна фирма.

Потом появилась вторая, сейчас – третья. Все они – наши, волгоградские, то есть проводимое благоустройство дало развитие местному бизнесу. И мы видим, что у всех трёх фирм, основных поставщиков, сегодня имеется серьёзное и самое современное оборудование.

Приведу простой пример, как это работает, такую кухню внутреннюю расскажу. Верхняя терраса набережной. Проектировщик – человек творческий, он смотрит, как красивее, он проектирует: здесь будет гранит, там плитка. И он проектирует плитку не того формата, который у нас есть, а исходя из каталогов, из того, что есть вообще в мире, в стране. Он не смотрит, кто производитель – он смотрит на красоту в перспективе.

Мы этот проект отдаем в обсуждение тем людям, которые где-то рядом живу Обычные люди приходят и смотрят на дендроплан прежде всего, а бизнесмены смотрят, что за плитка. И вот они ко мне приходят, эти производители, и говорят «он там запроектировал плитку ростовского производителя»! И начинаются вот эти разговоры, что, видимо, ростовчане всех купили и т.д. и т.п.

Проектировщика спрашиваю: «Ты почему ростовского производителя взял?» А он – мне: «Да я не знаю, кто производитель… я выдержал этот формат плитки, потому что он хорошо смотрится. А почему вы такой формат не производите?».

Нашим бизнесменам вопрос переадресовываю. «У нас нет такой оснастки», .– отвечают.  Говорю им: «Ребята, в чём проблема? У вас впереди зима, вот за зиму покупайте, готовьте оснастку и выходите на поставку этой плитки». Ну, и все трое обновили оснастку и начали производить эту плитку. Это развитие. Поэтому никакой жены-производительницы тут нет. Фирмы все известные среди тех, кто занимается стройкой. Это наши местные.

– А что за нужда была до снега тянуть с укладкой плитки?

–  По проспекту или где?

–  Да, по проспекту. Конкретно, на Порт-Саида. Это же ужасное было зрелище. Идёт снегопад, а они там ковыряются…

–  Зрелище, может, ужасное, но дело-то хорошее. Дело хорошее.

–  Да ладно вам! Ну, вот просто интересно, как вот это у вас получится объяснить?

– На самом деле всё очень просто. Заложили деньги на благоустройство, провели его. В результате наших конкурсных процедур к концу срока на этом участке появилась экономия – 3 миллиона 600 тысяч. Можно вернуть «излишки» в Федерацию, а можно всё-таки доделать ещё кусочек, которого не было в проекте.

– Ну да, так-то лучше доделать.

– Конечно, лучше. Порядок финансирования пока таков, каков он есть. Поэтому приходится из этого исходить. «Ребята, ну-ка быстренько подсобрались, нам до конца года надо освоить, до конца года – отчитаться». Освоили, сделали. По-моему, получилась красота.

–  А эта «красота» по весне не потечёт, не вспучится?

– Если и потечёт, то поскольку это делает наше муниципальное предприятие, то оно выйдет и всё переделает. В том-то и суть сейчас и удобство работы, что у нас есть своё муниципальное предприятие, уже оснащённое техникой, имеющее специалистов и знающее рынок Волгограда. Это вариант сегодня.

У нас же везде аукционы проводятся, электронные торги. По благоустройству, по дорогам. Большую дорогу берутся делать уже крупные, состоявшиеся фирмы – там всё понятно. За малые дороги всегда есть драчка, поскольку претендентов много из маленьких фирм.

Из чего складывается стоимость объекта: берётся его протяженность, параметры все обсчитываются, сводится сметная стоимость, в которую закладывается 20% рентабельность, чтобы это было выгодно. Выходят на торги люди и – механизм аукциона так устроен, это не нами придумано – падают в цене, чтобы выиграть конкурс: одни – на 10%, другие – на 10%, третьи понимают, что уходят в ноль, думают «в ноль мы работать не будем» и «спрыгивают».

Начиная с весны, полтора месяца мы теряли на то, что объявляли аукцион, проходили торги – претенденты «спрыгивали». Начинали новый аукцион, ещё полтора месяца. И так до поздней осени. В итоге, мы выходим в зиму, а когда делать, ведь до конца года надо ещё и по финансам отчитаться?

Здесь муниципальное предприятие просто палочка-выручалочка. Наша задача – не портить кому-то бизнес, а делать так, чтобы он развивался в конкурентной среде. Но прежде всего, чтобы в результате развития чьего-то бизнеса город не страдал.

Вот на простом примере поясню, тема такая интересная. Выходит на торги наше муниципальное предприятие, у которого нет задачи получить прибыль, а есть задача нормально делать наши дороги. Участвует в торгах, но не конкурирует, ждёт. Мы говорим всем участникам торгов: «Вы заявились – идите, а мы будем страховать, для того чтобы  нам не терять сезон, для того чтобы вы сейчас друг друга не опустили ниже плинтуса».

Но аукцион так устроен – они опускаются до нулевой ставки рентабельности и говорят: «Мы всё, мы «соскакиваем». И чтобы конкурс состоялся, выходит наше муниципальное предприятие и забирает этот заказ. Идёт и делает, потому что прибыль – это хорошо, она не помешала бы никакому предприятию, в том числе и МБУ, но хорошая дорога это важнее возможной прибыли.

В 2017 году в результате аукционных процедур мы сделали дороги силами муниципального предприятия и сэкономили 120 миллионов. В 2018-м – 150 миллионов. За счёт сэкономленных денег мы сделали ещё три дороги. Мы не разбираем высвободившиеся средства, не используем куда-то в другое место, а также отыгрываем быстро следующие дороги и своим муниципальным предприятием делаем эту работу. Вот плюсы использования муниципального предприятия. И поэтому по дорогам, по благоустройству у нас сейчас более-менее понятно, с кем работать, как работать, кто не сорвёт этот заказ, потому что срыв любого заказа – это потеря репутации и денег. Ведь если мы не уложились в год, второй попытки никто даст: «Всё, хорош – деньги верните и ещё штраф заплатите».

– А давайте об ответственности в таком случае. Вот если происходит история, как, например, с ЦПКиО. Тут и задержка с установкой колеса обозрения, и вырубка такая, что там теперь пустырь дикий… Какие-то претензии предъявляются за такое?

– Конкретно отвечая по парку – им уже предъявили претензии. В контракте всё это жестко прописано. Прокуратура всё обязательно проверяет, все эти концессионные соглашения. ГЧП, МЧП, всё это обязательно проверяется на каждом этапе. И все промахи учитываются, за каждый рассчитаны штрафы. Они заплатили уже за прошлый год определённую сумму штрафов. Если в этом году не исправят ситуацию,  то всё это будет в геометрической прогрессии расти. Не устранят недочёты – последует расторжение контракта.

– Расторжение контракта – это хорошо. Но по факту мы сейчас имеем на берегу Волги пустыню и одинокое чёртово колесо.

– Я думаю, что ситуация исправится. Дело в том, что там действительно изначально зашли несколько соинвесторов, которые, как оказалось, концептуально между собой не договорились… Хотя, вы правы, не понятно это… Концепция была презентована, утверждена и в контракте прописана. Короче говоря, в результате остался один, но самый надежный инвестор, который сейчас привезёт и посадит деревья-крупномеры. Я думаю, ситуацию мы в 2019 году с его помощью вытянем.

О политике, выходных и друзьях

– Нельзя не спросить о главном политическом событии 2019 года. Грядут выборы и губернатора, и депутатов Волгоградской областной Думы. Про ваше отношение к выборам губернатора не спрашиваем, тут, как карта ляжет, что называется. А вот выборы в облдуму: насколько важно мэру города иметь хорошие взаимоотношения с областными депутатами? И если уж совсем честно, насколько важно иметь, если не совсем своих, то хотя бы лояльных депутатов?

– В чём была проблема предыдущих периодов?

Каждый из мэров или там глав, если хотите, будучи, в общем, небольшие промежутки времени у руля города, пытался заиметь (акцентирует) своих депутатов. Для чего? Чтобы выстраивать межбюджетные отношения для отстаивания своих личных, зачастую, интересов… Кроме войны города и области это ни к чему не приводило.

Конечно, для города очень важно иметь внятных представителей в облдуме. Но именно для города, и именно представителей, которые глубоко в теме, которые понимают чем и зачем они занимаются.

– А лично вас выборы интересуют или решительно ни в каком виде?

– Реально сейчас к выборам отношение несколько другое. Помню, раньше какая была высокая конкуренция, как много желающих было пойти, в том числе в городскую Думу, в областную Думу. Сейчас… В общем, очередь не стоит.

Поэтому, я пытаюсь увидеть тех людей, которые могли бы на себя взять функции, ну… делегата от города, что ли. Пытаюсь с ними разговаривать: «Не хотел бы ты пойти представителем от городской территории в областную Думу»? Пытаюсь этот круг определить, но не ставлю это задачей номер один.

– В городской Думе получилось определиться с единомышленниками?

– Скорее, да. На конкретном примере покажу. Сегодня в гордуму зашли несколько человек: один из которых занимается дорогами от частного предприятия, другой – благоустройством, третий – благоустройством и озеленением.

Буквально вчера я им говорю: «У нас до сих пор нет ни одной программы по озеленению, давайте начинать». Смотрите, у нас есть питомник, но он живет сам по себе. Обсудили предметно этот вопрос – в результате родилась программа по озеленению, на которую, мы понимаем, что нужно 20 миллионов. Для того, чтобы на 1 миллион закупить, например, семян сосны… Сосна сейчас модная пошла, новая какая-то супер-сосна появилась, которую нужно посеять, два года над которой нужно работать-заниматься, но через эти два года её можно будет высаживать в грунт. Единомышленники есть, и планы есть такие – долгосрочные.

Хочу вернуться к озеленению, потому, что это очень больная тема, настоящая для нас болевая точка. Без этого нельзя. Город должен понимать, что у него под боком. Почему под боком? Потому, что я говорю о высадке адаптированных, районированных растений. У нас, например, с этого берега щелочная среда в грунте, с того берега – она кислотная. У нас на территории лучше приживаются деревья с этой стороны, а не из краснослободских питомников. Эти вещи нужно учитывать.

У нас есть земля, у нас есть территория, но последние деревья в этом питомнике высадили двенадцать лет назад, они сейчас огромные, их уже пересаживать сложно, у них приживаемость уже не такая. Нужно обновлять, нужно высевать новые, чтобы эти саженцы пересаживать сюда. Вот этих вещей не хватает. Мы сейчас над ними работаем, в том числе над этими программами.

– Приоткроем дверь в закулисье мэрии? Бывает так, что уровень дискуссии между сотрудниками выходит за рамки цивилизованного? Вам как мэру приходится конфликты разруливать, или это не ваша головная боль?

– В любом случае приходится, конечно. Если ты глава, то куда деваться, приходится: и среди депутатского корпуса бывают какие-то трения, и по горизонтали, и по вертикали бывают какие-то вещи. И среди бизнесменов, работающих с городом. И внутри коллектива. Разумеется, приходится выступать арбитром таким, но это одна из задач, это мой функционал, это моя обязанность.

В большей части по поводу недостатка денег дискуссии, так скажем, бывают. Есть вещи, они всегда были, есть и будут, людям это надо объяснять, я имею в виду сотрудникам: денег всегда не хватает, но не всегда в этом виноваты финансисты, далеко не всегда. Это же проще всего сказать… денег нет, виноват кто (смеется)? Дорждеев, конечно! Денег, как я уже сказал, всегда не хватает. Но зачастую не хватает не столько денег, сколько компетентности.

– А нам кажется, что скандалы это не всегда плохо. Если есть скандалы, значит, есть жизнь, и люди в конфликте свои точки зрения отстаивают.

– По всякому бывает. Некоторые конфликты на чём базируются? Очень часто власть считает, мол, «мы все из себя власть, а вот бизнесмен какой интересный появился, ну-ка иди-ка сюда…». С точки зрения бизнеса, это неэффективно. С любой нормальной точки зрения, это неэффективно и неправильно. Ты понуждаешь его сделать то, что для него убыток.

Так тогда либо объясни по-человечески, как он сможет компенсировать этот убыток, либо… ты не прав. Вот эти конфликтные ситуации, они сплошь и рядом, когда у кого-то корона выросла, от того что он вдруг себя возомнил… Кто-то, наоборот, себя уважать перестал. Эти ситуации, где власть и бизнес входят в клинч, они каждый день происходят… И зачастую власть не права… Это потому, что корона мешает людям.

– Пост мэра изменил вашу личную жизнь в части отношения с людьми? Количество друзей уменьшилось?

– Конечно. Но я это знал. Я понимал, что так будет.

Откуда-то вдруг появляются «решалы», ну, знаете: «Я с ним учился, я с ним трудился, я с ним в бане парюсь… я пойду решу». У бизнеса же всегда есть проблемы, и вот такие «решалы» появляются время от времени. Ну, как появляются, так и исчезают.  Потому, что это не имеет смысла. Да сейчас и реже уже. Потому, что не только в таких вот «решалкиных» дело.

Я сразу предупредил друзей, товарищей, потому что понятно, город хоть и миллионный, но он небольшой. И все нормальные люди понимают это: стоит где-то нарушить, и кто-то окажется ровнее другого… А это сразу путь под откос. И, слава Богу, все это понимают.

Хотя число друзей уменьшилось ещё и потому, что дружить и просто по-человечески в узком кругу общаться, не по рабочим вопросам, мне буквально некогда. Я в пол-восьмого на работе и в восемь с работы ухожу. Соответственно, времени не остается даже кофе попить в кафе… Вначале это раздражало. Сейчас уже втянулся, привык.

– На кофе времени нет, а просто на обед? Вы где обедаете?

– Обедаю я здесь, в столовой администрации.

– Где вкуснее готовят? Здесь или на Ленина, 9?

– Нет, у нас лучше готовят, реально лучше. Я вообще сейчас практически не хожу в рестораны и кафе. Опять же, потому что просто не хватает времени. В любом случае в кафе нужно потратить полтора часа: пока закажешь, пока принесут, пока рассчитаешься… Не хочу на это тратить время, да для меня это и не является каким-то моментом личного ущемления. Спокойно к этому отношусь.

– В субботу и воскресенье отдыхаете или приходится горбатить?

– В субботу у нас рабочий день, но такой… лайт. Суббота – выездной день. Мы не приходим сюда к половине восьмого, в субботу рабочий день начинается в десять. Каждая суббота, практически, у нас – это выезд в питомник. Там встречаемся, поскольку там дела серьёзно запущены. Сейчас у нас появились новые полномочия, которых никогда не было, и мы до сих пор до конца не понимаем, что с этим делать. Я сейчас о собаках говорю…

– О собаках?

– Да. Питомник – это наш городской питомник, который должен заниматься выращиванием растений для города, вот у него нет нормального финансирования, у него огромные долги, которые сейчас будем каким-то образом реструктуризировать. Может быть, даже в другую структуру переведём, посмотрим. Возможно, объединим их с организацией, которая занимается лесонасаждениями вокруг города для большей эффективности, управляемости.

Но у нас появился еще такой функционал – это содержание бродячих собак, чего раньше не было. Ловили, отстреливали, уничтожали –  сегодня этого делать и по закону нельзя. И по внутренним моральным установкам… Мы сейчас строим там… Опять же, наши муниципальные предприятия в свободное от работы время колотят собачьи будки, вольеры. Вывозим собак туда, там их прививают, кормят, ухаживают.

Огромную, помощь оказывают волонтеры. Я никогда не думал, что люди на это откликнутся… Причём, люди совершенно разные, многие из них – совершенно самодостаточные, состоятельные, приезжают на хороших машинах и каждую субботу привозят еду, кормят, убирают, ухаживают за собаками.

Видя это, настолько проникаешься, что, даже если нет рабочей задачи, еду туда, это тоже уже стало своеобразным хобби – помогать этому питомнику встать на ноги, прийти в чувство.

Там есть миллион проблем, которые надо разрулить. Но питомник реально – 100 гектаров земли, на которых может выращиваться огромное количество саженцев деревьев для города, на которых могут содержаться эти бездомные собаки, безболезненно, никому не мешая, не вредя, за городом – этот питомник есть. И каждую субботу я беру с собой коллектив, который может влиять на те или иные проблемы и вопросы, и планёрки проводим там, начинается день там. А так, вообще, суббота – это объездной день по всем объектам, планёрка. Если это центр, значит, мы обходим пешком…

– Интервью выйдет после праздников, но беседуем мы 28 декабря. Вы уже решили, где будете встречать Новый год?

– В сам Новый год буду дома, а так, мы все праздники дежурим здесь, на работе. У нас же новая эпопея начинается, мы входим в новый этап с региональным оператором по обращению с ТКО. Это будет переходный период, и у нас все будут дежурить, мы будем объезжать все территории, смотреть, где нормально везётся, где не везётся, где вдруг что-то затормозилось.

– Можем поспорить, что где-то, начиная с 3 января, будет просто вал мусора и проблем с ним будет выше крыши!..

– Не исключаю. Это пока терра инкогнита… Новая логистика, новые люди, новые водители, новые специалисты.

– Их кто-то обучает, этих новых людей на новом транспорте?

– Их учат, да.

– А откуда взялись эти водители? Местные?

– Здешние, я бы сказал.

– Объявлялось о наборе?

– Конечно. Их учат давно, их учат месяц уже. Просто техника постепенно подходит – они учат, подходит – учат. Мы недели три назад выезжали на комплекс, прилетал Сизов. Приехали туда, они журналистов выстроили, показывали, как эта новая техника работает.

К водителям-операторам подходили, я сам подходил спрашивал: сколько стажируются, что как… Но сейчас как всегда – раз новое дело, всё равно где-то будут сбои, иначе не бывает, всё равно что-то где-то пробукснёт.

Поэтому всех сегодня распределили, тех кто даже не имеет отношения к коммунальщикам, всё равно дадут людей своих, разобьём город на территории, чтобы 1-го, 2-го, 3-го объезжали, смотрели. Где-то, понятно, жители подключатся… Мы объявление дадим, чтобы жители звонили. Надеемся на лучшее, но… по-всякому бывает.

– Ну, хорошо. Тогда мы вам пожелаем, встретить 2019 год без ЧП, а что вы пожелаете волгоградцам в новом году?

– Оптимизма и хорошего настроения!