Дмитрий Бессонов
Геннадий Гуляев, безусловно, один из самых известных волгоградских фотографов. Впрочем, слава его простирается далеко за пределы города-героя. Его знают и в столице, и за пределами нашей страны, хотя он не проводит выставок. На его работах учится не одно поколение молодых фотографов, а он мало того, что об этом просто не знает, но и свою фотошколу открывать не планирует. Его не хотели отпускать из Москвы, а он просто – спустя 7 «коммерсантских» лет — уехал в Волгоград.
Сегодняшнее интервью я беру у человека, про которого нельзя сказать, что он просто талантлив. Потому что он мэтр. Или даже киломэтр.
Всё начиналось со «Смены»
Volganet.net: — Мы с тобой лет 25 знакомы. И вот сколько я тебя знаю — столько ты с камерой.
Геннадий Гуляев: — Ты знаешь, я до сих пор помню, в конце 90-х ты сказал одну вещь, которая мне запала в душу: «Фотограф зависим от промоушена».
— И вновь готов её повторить. Это же идёт из глубины веков. Благодаря чему мы знаем великих Леонардо или Микеланджело? Благодаря дикому промоушен, который создавался вокруг этих имён. Ты помнишь день, когда ты сделал первую фотографию?
— Я даже в Facebook как-то выкладывал первые фотографии. Это 1977-ой год. Я учился в седьмом классе, снимал фотоаппаратом «Смена-8М». Чёрно-белая плёнка, где-то в ванной печатал…
— Красный свет, закрытые двери?
— Да, конечно! Темнота, все дела. С детства тянуло меня к фотографии. Друзья моего старшего брата активно занимались фотографией. Я рос, это видел, и мне это нравилось — любил смотреть фотоснимки, альбомы. Так это круто казалось. И вот в седьмом классе я тоже начал заниматься фотографией. За один из этих снимков мне бы и сейчас не стыдно было бы. Конечно, были перерывы – армия, учёба.
— А в армии фотографировал?
— Нет, в армии не снимал вообще. Я заново начал снимать потом, когда родился ребёнок. Снимал для себя и никогда представить себе не мог, что стану зарабатывать этим.
— Тогда как так получилось, что ты всё же стал зарабатывать фотографией?
— Я занимался спортом, греблей на байдарках. И учился здесь, в Волгограде, по профилю — в физкультурном. У меня в дипломе написано «тренер, преподаватель по спорту». То есть, я мог и физруком работать в школе, и инструктором по физической культуре – в те годы на всех предприятиях были такие инструкторы, которые организовывали спортивные мероприятия. Закончил физкультурный, по распределению попал в Камышин. Точнее, даже не попал, а выбрал Камышин – была возможность из нескольких городов выбрать, я Камышин выбрал, ХБК (хлопчато-бумажный комбинат).
Тогда, в конце 80-х, было у ХБК много денег, и они там спорт раскручивали очень активно и без проблем. Ездил в Юрмалу, там завод «Дзинтарс» был хороший, и привёз лодки из какого-то современного пластика, начал секцию гребли развивать. У команды появились первые успехи какие-то… Мы стали ездить на соревнования со школьниками.
Ребята выигрывали, призёрами становились. И вот мне говорят в этой школе: «Ген, а напиши заметку в районку про ваши успехи?». Я черканул, отдал в районку. Они говорят: «Слушай, а фотки к материалу нет у тебя?». А так как я занимался фотографией – у меня «Зенит» тогда уже был, пара сменных объективов, хороший увеличитель, — конечно, у меня были фотки. Выбрал, дал несколько фотографий раз, другой, а на следующий раз они сами попросили пойти снять что-то — типа шефской помощи. Потом на футбол стал ходить, снимать для районки – тогда и появились гонорары за снимки. В общем, как-то само собой всё получилось, я даже не собирался этим зарабатывать, и не думал никогда, что такое возможно.
А потом Союз распался. Я уже женат был, дочка росла. Денег катастрофически не хватало, плюс стало понятно, что в Камышине я квартиру не получу. Поскольку жена у меня волгоградка, мы решили переехать сюда.
Из Волгограда в Москву и обратно
Собственно, и здесь я тоже не собирался работать фотографом. Я вообще не знал, чем буду заниматься, а фотографировал для себя. И вот опять дело, наверное, случая: дочка пошла в первый класс, я её снимал. А на линейке присутствовал мэр тогдашний. Ко мне подошёл кто-то из журналистов и попросил фотографии. По-моему, это «Вечёрка» была. Потом, для себя опять же, поехал на соревнования по гребле. Тоже поснимал. Сергей Хохлов подошёл: «Слушай, дай фотографии, а?». Я дал. И потом как-то оно тоже постепенно так, постепенно… Сначала просто давал фото. Для «Делового Поволжья» что-то делал. А потом стал работать в «День за днём». Это был, наверное, самый мощный тогда еженедельник. По 300 тысяч тиражи печатали.
А потом, когда «День за днём» закрылся, пошло-поехало. Были журналы «Лидер», «Панорама», потом «МК в Волгограде».
— А как ты в Москве оказался?
— Тоже случайно. Это был 2011-й год, я работал в старой ещё «Волгоградской правде». Это было время организации холдинга «Волга-Медиа». Туда вошла и полностью обновлённая «Волгоградская правда» с новыми людьми. Новый же главред подошёл ко мне и предложил: «Гена, давай. Ты нам нужен. Мы берём тебя. Но ты должен написать заявление по собственному желанию, чтобы не получить компенсацию – так надо, это технический процесс». Я вроде как согласился, но потом подумал и мне как-то неудобно стало. Почти все, с кем я работал, в новую редакцию по тем или иным причинам не попали. И подумал, что если я соглашаюсь, то… ну… ну как будто предаю тех, с кем я работал не один год. В общем по этическим соображениям я отказался. Доработал до конца, пока «Волгоградку» в её прежнем виде не закрыли, получил компенсацию и оказалось, что идти мне и некуда. Я рванулся к главреду новой «Волгоградской правды», он говорит: «Извини, но мне уже не позволят так сделать, потому что ты получил компенсацию». Так и оказался в подвешенном состоянии. Что делать?
И тогда я вспомнил про «Коммерсант». Я работал в «Коммерсанте» — тут, в филиале, меня знали и в московской фотослужбе.
— Фотослужба «Коммерсанта» — это же очень круто. Это знак качества.
— Ты знаешь — да. Это одно из ведущих фотоагентств в России. Только одних московских фотографов 15 человек работало, плюс ещё региональщики были. Для сравнения: до 2013-го года в ИТАР-ТАСС в Москве работало 5-6 фотографов.
И вот я позвонил в Москву, рассказал, что и как, что я без работы остался. Они сказали: «Приезжай». Я поехал. Я тогда был моложе. Сейчас я, конечно, так бы уже не сделал. Я просто не представлял, с чем придётся столкнуться. Жить негде, денег особо не было. Хорошо, я машинёшку свою продал. Первые два месяца как-то прожил. Я даже не думал, что я буду постоянно там работать. Поначалу я там внештатником работал и, естественно, меньше получал. Я думал, что пару-тройку месяцев поработаю и уеду. Думал перекантоваться какое-то время, но мне понравилось. Втянулся. Хотя там тоже не всё безоблачно было — тоже люди менялись, начальство. Но семь лет я там проработал. Мне очень нравилось. Я с теплотой вспоминаю и те времена, и всех своих московских друзей, знакомых и коллег. В «Коммерсанте» мне приходилось снимать в самых разных жанрах, было очень много студийных съёмок для рекламы, много светских мероприятий, форумов, заседаний.
А в прошлом году я вернулся сюда, в Волгоград.
— И как?
— Очень сложно. Такая ломка после Москвы. Всё не так, всё не то. Отношение, рассуждения… всё по-другому воспринимают тут. Может быть, не надо было уезжать? Я часто об этом думаю… Но я же волгоградец. У меня здесь жена, внучка растёт. А я перелётами живу. Возраст не тот уже. В общем, я всегда знал, что я вернусь. И я хотел вернуться, чтобы пенсию здесь встретить. Потому что уже не хочется работать, честно. Но пенсионная реформа все планы перечеркнула. А работать… Дим, знаешь, хочется просто для себя снимать. Очень хочется. Мне очень нравится стрит-фотография. Я бы просто ходил по улицам и просто для себя снимал – если бы не пенсионная реформа.
— Ходил бы по улицам и сталкивался с другими фотографами. Сейчас же каждый второй, если не вообще каждый первый снимает.
— Да, ты правильно сказал. Вообще как я себе это вижу? Было два периода в постсоветской истории фотографии. Сначала, в 1995 году, когда появились салоны-милабы «Кодак» и недорогие фотоаппараты в свободной массовой продаже. Можно было купить плёнку, вставил, отснял, сдал, проявили, напечатали. Это была первая революция, после которой много людей стали заниматься фотографией.
Вторая революция – появление «цифры». Вот она, камера современная, там ничего не надо думать: всё цветное, всё резкое. Молодые ребята покупают фотоаппарат, увлекаются, начинают снимать, в соцсетях выкладывают, появляется зависимость. Ему хочется побольше лайков, он сам лайкает, друзья комментируют. Человек начинает понимать, что он мэтр. Потом его раз — и кто-то на свадьбу пригласит снимать.
Диалоги об искусстве
— Целая отрасль появилась – «свадебный фотограф».
— Да, профессиональная фотосъёмка. Так проходит год-два, и он решает открыть фотошколу. Человек азы знает, может быть, даже научит каким-то основам…
— А что тебе-то мешает такую школу открыть? Ты же в тысячу раз больше хипстера с зеркалкой в этом деле понимаешь! И, кстати, о пенсии не надо будет грустить…
— Мне многого не хватает. Характера не хватает. Да и не умею я заниматься самопрезентацией. Я никогда не умел себя преподносить.
Я смотрю сейчас в соцсетях… Ну вот у человека уровень… ну, небольшой такой уровень. А вот он куда-то посылает на конкурс фото. Листики, веточки…Мне бы в голову не пришло такое посылать. Вот я смотрю и не могу понять, как такое можно на конкурсы посылать? Я не умею так. Мне Бог не дал. Да и лени очень много.
— Я недавно смотрел в Интернете лучшие фото с конкурса на тему «Мир воды» или что-то в этом роде. Треть претендующих на победу фотографий была с дрона сделана. Может быть, у меня со вкусом проблемы, но они однотипные же совершенно! Получить гениальное фото с дрона вообще возможно? По-моему, это элемент фарта, это от творчества не зависит ну никак. Или я ошибаюсь?
— В чём-то ты прав, конечно. Но, по всей видимости, людям, которые занимались этим конкурсом, это нравится. Я, по-моему, тоже видел эту подборку. Там есть хорошие кадры. Если серьёзно ребята занимаются фотографиями с дронов, у них действительно очень хорошие фото получаются, которые мне нравятся. Тебе попадалось — вот буквально на днях по Facebook ходила фотка – Родина-мать над облаками?
— Да, потрясающе!
— Вот она же с дрона! И не могу сказать, что это плохое фото.
— Одна фотография, которую ты сделал в 2001-м, кажется, году, она произвела ошеломляющее впечатление и на меня, и на знакомых моих. Это просто одна из моих любимых фотографий. На ней Родина-мать, цепь из сотен людей, идущих к ней. Чёрно-белая фотография….
— Я думаю, что я не первый и не единственный такое делал. Я думаю, что все такие фотки делают.
— Это был 2001-2002 год. Я просто других таких не видел фотографий в то время, это сейчас их миллион таких.
— Значит, действительно хорошая фотография, если вызывает какие-то эмоции. Тогда у меня даже плёнка была, по-моему. Ну да, конечно, это же 2001 год.
— А сейчас ты на плёнку снимаешь?
— У меня сейчас две старые советские плёночные камеры. «Зоркий 4К» и «Киев 4».«Зоркий» 68-го года выпуска — дальномерная, плёночная. Я какое-то время назад, перед отъездом в Москву, сильно плёнкой увлёкся. Покупал чёрно-белую, печатал раз-другой, но это много времени занимает и вообще тяжело. Думаешь, ну её уже… Лучше отсканировать эту плёнку. А потом всё равно понимаешь — чёрно-белое фото совсем другое, особенно если плёнка не на краске сделанная, а та, старая, которая на кристаллах серебра сделана. Это же всё по-другому! Совсем другая пластика, иное зерно. Когда-нибудь займусь этим серьёзно. Если дождусь пенсии.
— Скажи, пожалуйста, появление фотокамер в телефонах убило фотоискусство или, наоборот, приблизило его к народу?
— Я не могу сказать именно про искусство. А про себя скажу, что телефоном я очень люблю снимать. Просто для себя. У меня, кстати, есть Instagram. Я туда принципиально не загружаю фото, которые сделаны с камеры. Только телефонные. И причём у меня не было никогда стремления сделать телефоном что-то очень красивое. Я просто для себя какие-то моменты жизни снимаю, абсурдные ситуации, стрит-фото. Просто, без всяких выкрутасов. Без всяких амбиций — как дневник или записная книжка.
Вернусь к искусству. Понимаешь, фотограф, если он серьёзно к своему делу относится, просто обязан изучать классику живописи. Русской, европейской… Картины, которые заставляют просто замереть.
Например, «Боярыня Морозова» — это величайшая картина! Суриков написал абсолютно совершенное полотно! Мне попадалась в Интернете статья с разбором этого произведения. Всё написано, нарисовано по правилам золотого сечения, каждый штрих… Всё выверено математически. Этот нищий в правом нижнем углу, который её благословляет, юродивый. Тут же женщина с проклятиями, икона, дети смеются… Там всё так сложилось! Если бы у меня в кадре так всё сложилось, если бы я сделал такую фотографию, — я был бы счастлив! Любые такие известные картины нужно разбирать. Тот же Айвазовский «Девятый вал», Куинджи «Лунная ночь на Днепре»…
— Про Instagram хотел спросить. Кто-то выходит туда, чтобы лайки на губах обновлённых собрать, кто-то реснички или ноготочки рекламирует. Благодаря Instagram появилась целая отрасль фуд-блогеров. Что привело в Instagram тебя?
— Не кто, а что. iPhone. Когда работал в Москве, купил. Установил Facebook, Instagram, конечно, чтобы всё, как у людей. Честно, там у меня нет шедевров, но пара неплохих фотографий есть.
Единство и борьба творчества и работы
— Ты больше всего какой жанр фотографии любишь?
— Стрит, конечно. Если б я не работал, то только стрит-фото бы занимался. Для души. Я мечтаю выйти на пенсию, чтобы заниматься только стрит-фото.
— Да ладно тебе, а как же спорт? У тебя же фантастические спорт-фото.
— Спорт я снимаю, пока работаю. Выйду на пенсию – не буду.
— Надоело?
— Нет, но это совсем другое. Спорт – это не творчество. Это я только по работе делаю. Хотя у меня есть великолепный снимок Исинбаевой. Там снимок, как она летит на фоне многоэтажки. Это я снял в нашем легкоатлетическом манеже во время тренировки.
— И всё же о спорте. Ты снимаешь футбол не один десяток лет. В сущности, ну за столько лет что нового там можно найти? А твои фотки про футбол все разные. Разные образы, эмоции… За счёт чего так получается?
— Да нет у меня такого особого стремления, чтобы делать что-то по-новому. Это же доли секунды. Ну вот представь, что ты берёшь бинокль и… Попробуй уследить за мячом в бинокль. Он же летает. Как рассчитать или подгадать кадр? Такого нет желания. А просто есть желание снять интересный кадр, передать борьбу, какой-то накал страстей.
— То есть, элемент удачи присутствует?
— Да. Элемент удачи в такой профессии должен быть, конечно.
— Сколько… Как это называется, скажи?… Короче, сколько нужно кадров сделать, чтобы из них приличный снимок выбрать?
— На последнем футболе, который был в субботу, было сделано около пятисот с лишним кадров. В Facebook я выставил штук пять. В редакцию я отдал штук пятнадцать.
— Ты сам отдаёшь в редакцию?
— Я сейчас на «Высоту 102» работаю. Отдаю им фото с запасом, 15-25 штук. Они на своё усмотрение выбирают.
— Ваши вкусы в отборе совпадают?
— (пауза) Не всегда.
— Для тебя важнее игроки или болельщики?
— А для меня всё важно. Если я увижу что-то интересное на трибуне – снимаю трибуну. Был такой снимок: один болельщик пришёл с огромным крестом золотым и сидел на трибуне, закрыв глаза. Конечно, это надо было снять! Просто всё должно быть по приколу. Фото должно вызывать эмоции.
— Ты федеральных политиков снимал? С кем из них интересней всего было работать?
— Да, конечно, снимал! И в Москве, и в Волгограде. У меня целый иконостас из таких портретов сейчас на работе висит. И не только снимал: иногда бывают такие мероприятия с выездами, когда приходилось и с ними общаться лично. Даже с тем же Навальным здоровались, с Жириновским. В принципе, я думаю, они меня хорошо в лицо знали. И даже где-то словами приходилось перекидываться.
А интересней всего… Даже безотносительно политиков федерального масштаба, просто о людях, которых приходится снимать, если говорить… Вот есть люди, которые очень зажимаются, начинают неестественно себя вести, когда они видят камеру. А есть люди, которые понимают, что их снимают, любят это дело и специально на фотографа работают. Возможно, от опыта это зависит, не знаю. Кстати, тот же Жириновский — вообще не такой, как его показывают по телевизору: в жизни он очень интеллигентный, даже скромный человек. Когда с ним общаешься без камер, он прекрасно себя ведёт.
Сейчас я хочу вновь вспомнить «Коммерсант», в котором я работал 7 лет. Благодаря «Коммерсанту» у меня появилось много знакомых и друзей, я многое видел, много поездил. Был в командировках и в Эмиратах, и в Доминикане, всю Россию, считай, объездил от Сахалина и Владивостока до Калининграда включительно.
Вот мы о политике говорим. К примеру, в Крыму, в ту самую «Русскую весну», я провел три недели с конца февраля до середины марта 2014-го вплоть до референдума. Ездил с первым гуманитарным конвоем на Донбасс. С Рогозиным был в Приднестровье. В Москве я снимал практически все громкие суды того времени: от «Пусси Райт» до Улюкаева. Я работал практически на всех масштабных митингах. Я уж не говорю о разных резонансных происшествиях: пожарах, убийствах. К примеру, я один из первых был на мосту, когда тело Немцова еще не увезли.
— С кем интереснее — с политиками или со звёздами шоу-бизнеса?
— Звёзд шоу-бизнеса тоже много приходилось снимать. Я многих из них по фамилии не знаю, только в лицо. Знаешь, мне кажется, что политика и шоу-бизнес — это одно и то же. С той разницей, что политики чаще камер боятся и более зажатые, особенно начинающие. У артистов с этим проще… Филя Киркоров, конечно, мэтр. Он очень требовательный: «Меня так не фотографируйте, этот план более выгодный»…
— Какое время года твоё любимое для фотографирования, если мы о стрит-фото говорим?
— Да любое. Хотя, вообще, конечно, я люблю весну, но вообще в любой ситуации при любом свете можно найти свой плюс. Даже с любым сложным светом можно сделать фото. Надо пользоваться тем, что есть. Также и время года. В каждом можно найти плюсы.
— А небо? В Волгограде, особенно осенью, небо такое пишет, что словами не передать. Закаты, рассветы — невозможно не снимать. А где ещё невероятные закаты и рассветы, кроме Волгограда?
— На море. На островах, на побережье совсем другое небо. Там другие формы облаков. В Москве, кстати, несмотря на то что там часто просто пасмурно, небо тоже очень интересное. Тучи нависающие. Порой невероятные такие картины получаются.
— В мире фотографии для тебя есть авторитеты?
— Конечно, их очень много. Из российских – это Серёжа Максимишин, Дима Ловецкий. Они совсем в разных жанрах работают, но именно они сформировали моё отношение к фотографии. Иногда попадаются неизвестные фамилии, которые я постоянно открываю для себя.
— А конкретно в Волгограде есть настоящие мастера?
— Конечно, в Волгограде есть хорошие фотографы. Сейчас молодые ребята появились. Хорошо снимают.
— Ты можешь их назвать?
— Если назову одних – обижу других.
— Ничего подобного. Ты же можешь сказать, что тебе нравится Караваджо. Но это не значит, что ты обидишь Микеланджело.
— Ну, если так… Настоящим, великим художником был Игорь Гольдберг. Могу назвать Николая Павловича Антимонова. Меня не оставляют равнодушными работы Лёни Топровера.
Два очень сильных фотографа работают в пресс-службе областной администрации — Дима Лобакин и Олег Димитров. Димитров вообще очень крутой. Кирилл Брага ещё.
Ребята большие молодцы, они стараются, у них есть чувство вкуса и меры. Другое дело — смог бы кто-то из них работать в каком-то информационном агентстве в Москве? Мы сейчас переходим, наверное, от творчества к работе, но это на самом деле важно.
Фотокорреспондента всегда надо оценивать не по его лучшим кадрам, а по его «худшим» кадрам — понимаешь, о чём я? То есть, у него не должно быть провалов, с любой съёмки он должен приносить годный продукт не хуже, чем у конкурентов. Даже если он сделал на мероприятии один шедевр, но не отразил толком мероприятие как нужно главному редактору, бильд-редактору или фоторедактору, короче, начальству – значит, он плохо сработал.
Фото это маленькая жизнь
— Фотографией на безбедную жизнь можно заработать?
— Наверное, можно. Кто умеет, у кого есть жилка предпринимательства — может. У меня нет. Я не могу преподносить себя. Да, наверное, можно. Вот мне рассказывали: как-то приезжал сюда фотограф-москвич. Приезжал просто отснять нашу гандбольную команду, как фотосессию отснять. Просто приехал, отснял, поехал дальше. Ему заплатили около двухсот тысяч рублей за эту работу. Потому что он сделал себе имя как серьёзный фотограф.
Так что зарабатывать можно, если ты под это заточен. Не каждый же становится президентом. Также и здесь.
— У тебя были выставки?
— Персональных ни разу не было, а в сборных я не участвовал. Хотя… подожди. Мои фото в составе фотовыставки «Коммерсанта» выставляли в Манеже, у самого Кремля.
— Почему сам не организуешь выставку фотодостижений Геннадия Гуляева?
— Не знаю. Я лентяй. Я под другое заточен. Мне бы не работать, а стрит-фотографией заниматься. Но, с другой стороны, и показать свои работы хочется. Невозможно удержать себя бывает порой, и тогда я выставляюсь… В Facebook…
— Как ты выбираешь то, что показать в Facebook?
— На свой вкус. Чаще всего угадываю. Если фотография цепляет, вызывает эмоции, тогда надо показывать. Обязательно надо показывать.
— Сколько ты сделал фото, без ложной скромности, гениальных?
— Ни одного.
— Впереди ещё?
— Да-да, надеюсь.
— Хорошо, ну а классных?
— Понимаешь, если рассуждать, чем отличается хорошая фотография от плохой… Столько мнений, у каждого своё. Но в конечном итоге, если она удовлетворяет работодателя, значит, всё нормально.
— А тебя, лично тебя – Геннадия Гуляева?
— А, из тех фотографий, что мне самому нравятся? Есть такие. Но мне нравятся больше почему-то фотоработы других людей, чем мои.
— Самокопание тебе свойственно?
— Наверное, да.
— Есть пределы совершенству?
— Нет таких пределов. В каждом кадре можно увидеть что-то неидеальное. Хороший снимок – это не только профессиональный. А профессионализм фотографа — это когда всё сложилось в кадре, в нужных местах, и всё. Ну вот смотри: на последний футбол я пошёл, выставил эти фото, но, по сути, ни одной классной фотки там нет.
— Главное, внутреннее понимание есть, что фотка хорошая.
— Да, есть. Конечно, удачные кадры бывают. Всё относительно. Но могло бы и получше что-то сложиться в удачном кадре. Мне всегда чего-то не хватает.
— Ну, будем надеяться, что вы с суперкадром друг друга ещё найдёте. Спасибо.
— Тебе спасибо. Я только разошёлся. Можно еще как-нибудь посидеть поболтать.
