Volganet
«Бывают моменты, когда ты делаешь шаг в пустоту, в никуда»
Volganet: Какое-то время вас было очень много в медиапространстве, сейчас о вас упоминают гораздо реже. Чем в данный момент занимаетесь?
Роман Шкода: Как и раньше, краеведением – никогда не прекращал эту деятельность. Кроме того, на муниципальном телевидении Волгограда веду авторскую программу, вернее, если быть точнее, даже несколько. Во-первых, это «Город с Романом Шкодой» — сугубо краеведческая передача; это «Сталинградский дневник» – всё о Сталинградской битве и «Красный Верден» – передача про гражданскую войну, революцию, про события в Царицыне того времени. Выходит, фактически я занимаюсь одной и той же деятельностью, просто она структурирована по нескольким направлениям или, лучше сказать, форматам.
– То есть, вы сейчас штатный сотрудник муниципального телевидения? Что случилось, почему из музея ушли? Было так логично: Роман Шкода – краевед в краеведческом музее…
– В краеведческом музее я проработал около двух лет. Но я и не планировал оставаться там всю жизнь. Моя работа изначально была связана с медиа, по сути, я был пресс-секретарем, если не вдаваться в подробности (больно моя должность заковыристо звучала). А потом сменилось руководство музея… Ничего плохого сказать не хочу, просто поменялись стиль и особенности работы. И тогда я понял, что формат моего пребывания в музее себя исчерпал.
Несколько лет я параллельно работал на телевидении, вел передачу, поэтому и решил сконцентрироваться на каком-то одном направлении. Так что никаких критических вопросов не было.
– Многие думали, что именно смена руководства стала причиной вашего ухода…
– Ну, скажем так, это послужило толчком. Возможно, какое-то время я бы ещё поработал. Но новый руководитель, частичная смена команды, притирка, выстраивание всех процессов заново… Тогда я и сделал выбор в пользу своей второй работы – телевидения. Просто выбрал одно направление и на нем сосредоточился. Без всяких подводных течений.
– А до музея что было?
– До музея я много лет занимался преподавательской деятельностью. Начинал я ещё в 2002 году старшим преподавателем сначала в Волгоградском горхозе, потом в политехе. Дошёл до должности исполняющего заведующего кафедры в политехе и замдекана по науке.
Последние шесть лет работал директором филиала академии труда и социальных отношений – это профсоюзное образовательное учреждение. Филиал был очень маленький, но там я получил хороший опыт не только в педагогике, но и в управлении.
– Что заставило с педагогикой расстаться? Если вы столько лет ею занимались, то очевидно, что это вам нравилось. Не из-под палки же?
– Это очень сложно объяснить. Бывают в жизни такие моменты, когда ты готов совершить шаг в пустоту, в темноту, в никуда…
Фото: из личного архива
– Был такой момент?
– Сейчас вижу, что были неприятные моменты, но они были не настолько критичными, чтобы уйти. Я был директором академии, это позволяло мне выстраивать свою политику, тем более мой непосредственный начальник находился в Москве. Здесь я фактически был свободным человеком. Но в тот момент я начал вести свой сайт, думал заняться экскурсиями. И как-то эмоционально все получилось. Я приехал в Москву утрясти ряд вопросов. Мне не понравились те решения, какие мне предлагали.
И тогда я подумал: «И что дальше? Буду я работать, работать и работать, даже несмотря на то, что не всё нравится. А что впереди?». Тогда и пришло озарение: нужно начинать собственное дело.
Я написал заявление, которому в Москве все очень сильно удивились. Фактически я ушёл в никуда.
– Долго были в подвешенном или самоподвешенном состоянии?
– Два с половиной месяца. Можно сказать, я сломал жизнь через колено. Бросил то, чем занимался много лет, и начал с начала. Родился формат экскурсий, который есть сейчас, я переосмыслил статьи, которые писал для сайта. Работа на телевидении превратилась именно в работу, а не в выход передач от случая к случаю.
Если знать город, он даёт почву под ногами
– Есть в вашей жизни люди-вехи, если так можно выразиться? Есть такие, кто помог в принятии важных решений, стал отправной точкой?
– Огромную роль в моей жизни сыграл дед – Герман Петрович Степанов. Именно от него я, наверное, и унаследовал весь свой творческий потенциал. Он всю свою жизнь писал рассказы, стихи, рисовал, но так и остался нереализованным. У меня до сих пор лежат его рукописи, созданные в военный период. Они даже по форме интересны, потому что написаны на каких-то бланках — бумаги-то не было в те времена. Из-за плохого зрения его не взяли в армию. Он строил в Красноярске заводы, предприятия для фронта.
Первые свои детские опусы я читал именно ему, он что-то в них правил. И именно он стал для меня знаковой фигурой в жизни.
– Давайте про ваш необычный формат экскурсий поговорим. Мне кажется, всегда трудно воспринимать свой город изнутри. Ты привыкаешь к домам, улицам, не замечаешь деталей… Ну, дом из красного кирпича, а, оказывается, этот дом имеет колоссальную историю. Как пришла идея пеших экскурсий?
– Она родилась, можно сказать, спонтанно в процессе какого-то разговора, даже не помню точно, с кем. Мне подкинули тогда эту идею. А сейчас ведь феномен таких городских экскурсий существует во многих городах. Пока таких экскурсий немного, поэтому людям они интересны.
Десять и уж тем более двадцать лет назад подобного не было. Были экскурсии для иногородних: туристы приехали, им показали город, и они уехали. А сейчас у людей появилось стремление к осмыслению себя, к осмыслению своего прошлого. Наверное, это как-то связано с генеалогией. Ко мне, кстати, очень многие обращаются, спрашивают, как искать предков, с чего начинать. По всей видимости, наше общество ступило на интересную стадию развития, когда мы начинаем осознавать себя через свои корни. Ну, а корни – это либо предки, либо город, в котором ты живёшь, та улица, по которой ты ходишь, стены, дома, которых не замечаешь.
Я по себе и по другим людям в своё время прочувствовал, насколько знание городской истории меняет восприятие жизни.
Когда ты ходишь по улицам на работу, но не знаешь их истории, город для тебя чужой. А когда ты начинаешь видеть не просто стены домов, а живую историю, то и город начинает тебя поддерживать, даёт тебе чувство почвы под ногами. Сам человек меняется, наполняя свою жизнь новыми красками и эмоциями.
Мамаев курган, Родина-мать, Старая Сарепта?
– Вот, предположим, человек родился в Волгограде. Что он может рассказать о родном городе? Мамаев курган, панорама «Сталинградская битва», Старая Сарепта и – всё. Чаще всего на этом перечень заканчивается. Кто-то вспомнит линию обороны, башни танковые, но вы же находите совершенно иные грани истории. Откуда?
– Проблема в том, что советское время вычеркнуло почти всю дореволюционную историю. От знакомых знаю, как в вузах в 60-х, 70-х годах преподавали историю. Смысл был один: не считая борьбы с царизмом, вся история Царицына – плохая, а все здания того времени вообще нужно снести и сведения о них вычеркнуть из анналов Я знаю одного архитектора, который в 70-е годы гордился тем, что снёс здание в районе Ворошиловской «Торгушки». Вот это вот считалось достижением.
– А история сохранила фамилию этого архитектора?
– Ну, надо вспомнить (смеётся).
– Значит, так его жизнь наказала…
– Самое обидное, что истории Царицына практически нигде не было. Зато история Сталинградской битвы подавалась в очень больших объемах. И поэтому у наших людей сложилось представление, что до нее не было практически ничего или всё, что было, утрачено. Я реально встречаю людей, которые полагают, что единственное здание, которое осталось от довоенных времён Царицына, это мельница Гергардта.
– Это устойчивое мнение, между прочим. Многие так считают: и приезжие, и местные.
– Увы, многие не осознают, что у города есть большое серьёзное прошлое. Я нисколько не преуменьшаю значение Сталинградской битвы, но уверен, что историю до битвы нужно извлекать из недр. Только проблема в том, что узнать её теперь крайне сложно. У нас погибли практически все архивы, точнее, их большая часть. Особенно те документы, которые связаны с дореволюционным периодом. И всё, что есть, находится либо в Саратове, либо в Москве, либо в Санкт-Петербурге. Поэтому приходится там искать ответы на вопросы. Но нам в этом смысле хоть немного проще – мы с Москвой рядом. Я общаюсь с историками из города Троицк в Челябинской области: вот они от Москвы далеко, но ездят, чтобы увидеть подшивки местной газеты, которая есть лишь в Ленинской библиотеке.
Получается, что историки не всегда могут дотянуться до нужных сведений. Я так же ездил в Москву, изучал газеты Царицына, находил там совершенно потрясающие вещи! Вот о них и рассказываю на своих экскурсиях.
– И сразу возникает утилитарно-приземлённый вопрос. Чтобы узнавать историю, нужно ездить, а это сейчас стоит недёшево. Как вы умудряетесь путешествовать?
– Сейчас таких исследовательских поездок у меня почти нет. В своё время, в 2012-2015 годах, я наработал большой объём материала. До сих пор изучаю то, что тогда сфотографировал или сканировал. А ездить в последнее время у меня, к сожалению, не получается.
– Когда вы приезжаете в Москву или в любой другой город, за что в первую очередь цепляется глаз краеведа и журналиста?
– Сейчас это уже сугубо профессиональный взгляд, взгляд через призму статей, фотографий, экскурсий…
У меня уже давно произошла профессиональная деформация. Я понял это, когда однажды на улице меня укусила собака, и первое, что я сделал – достал телефон и начал фотографировать. И только потом до меня дошло, что это какая-то не совсем правильная реакция .
А что касается городов, то я давно перестал ездить без подготовки. Перед поездкой я детально изучаю историю, прохожу спутниковыми картами улицы. И уже потом в реальности иду построенным маршрутом.
– Вы сами бывали участником экскурсий, аналогичных вашим?
– Несколько раз было. Например, в Пензе посещал городскую экскурсию. Но это, скорее, была традиционная экскурсия для приезжих. Как, скажем, экскурсия от Вечного огня до Мамаева кургана в Волгограде, то есть для тех, кто ничего не знает о городе. А вот именно таких экскурсий, которые я вожу — по дворам и переулкам — посетить не довелось.
В каждом районе есть загадка
– Вы уроженец Ворошиловского района? Какой район с точки зрения экскурсовода у вас самый любимый?
– Как раз Ворошиловский и Центральный. В Ворошиловском очень много сохранилось
истории, больше, чем даже в центре. Проблема в том, что город-то начали восстанавливать сразу после Сталинградской битвы, в 1943-м году. И тогда была доктрина, что старое сохранять не нужно, как не имеющее ценности. Был план построить новый город как символ Победы. Потому и стали строить дома с колоннами, закладывать широкие проспекты.
– Мы заложники этого?
– Ну, я бы сказал, что это судьба. Например, со здания Казачьего театра срезали красивую угловую башню. Сейчас бы это восприняли как акт вандализма, а тогда убирали все, что мешает. Так и центр очистили от всего, что мешало. Остались лишь отдельные дома во дворах. В Ворошиловском районе таких радикальных решений не было, потому и зданий сохранилось значительно больше. Особенно старая часть Ворошиловского района: там буквально на каждом углу есть какое-то историческое здание или интересное место.
Даже, частный сектор Ворошиловского сохранил дореволюционные названия улиц. Во многих местах дома перестроенные сохранились. Хотя до частного сектора я ещё не добрался (смеётся).
– Наверное, невозможно быть краеведом и не любить свой город. В каждом районе есть какое-то очарование. Давайте пройдемся по каждому…
– Ну, начнём с севера.
Тракторозаводский район – один из интереснейших в городе. Там сохранилась почти вся старая, довоенная застройка. Это заповедник конструктивизма. Это соцгород, который в 30-х годах строили вокруг Тракторного завода. И Нижний Тракторный, и Верхний неплохо сохранились. Там можно гулять, бродить, смотреть на дома, как на памятники довоенной застройки. Кстати, историки и архитекторы, приезжающие из Москвы, обязательно посещают это район.
Краснооктябрьскому району в этом плане повезло меньше. Но он интересен своей большой сталинской застройкой — такого скопления сталинского ампира нет больше ни в одном районе города, кроме центрального.
С Центральным районом всё понятно: здесь история и дореволюционная, и довоенная, и послевоенная.
С Советским районом — совсем другое дело. Несколько интересных зданий сохранилось, на территории бывшего завода имени Куйбышева на Тулака. Но здания там стоят разрозненно и не представляют единого исторического комплекса.
Кировский район – это ещё один сохранившийся довоенный район. Бекетовка – это целая группа ценнейших архитектурных памятников.
А Красноармейский район – это Нижняя Сарепта, Старая Сарепта и, конечно, канал.
Дзержинский район – единственный, не имеющий выхода к Волге. Но и в нем тоже есть довоенные здания, многое там не исследовано. Самое известное здание довоенной постройки – это Свято-Духов монастырь Недавно была интересная история с этим монастырем. С одной из стен как-то содрали штукатурку, а под ней обнаружились арочные окна — дореволюционные, заложенные кирпичом и заштукатуренные. Я задался тогда вопросом: «Зачем заштукатурили обратно? Надо было оставить».
Туристические тропы
– Существуют ли в Волгограде проработанные туристические маршруты, утверждённые на официальном уровне? Например, предлагают ли гостям экскурсию по самому длинному городу в Европе?
– Конечно, таких маршрутов множество. У нас есть много интересного: трамвай исторический ходит по городу, обзорные экскурсии проводятся, крупные музеи периодически проводят интересные выставки. Есть достаточно много готовых продуктов, которыми, собственно, и пользуются все приезжающие в город туристы.
– Не так давно мы общались с главой Красноармейского района. Он рассказывал об идее, которая его посещала накануне Чемпионата мира. Он хотел создать новый экскурсионный маршрут на речном трамвайчике. Он бы ходил от центральной набережной до Красноармейского района. Люди бы увидели самый высокий в мире памятник Ленину, интересную сталинскую застройку, которой в районе много, а потом возвращались бы обратно. Не поступало вам предложения такой речной экскурсионный маршрут открыть для себя … и для нас?
— Честно скажу, по Красноармейскому району таких мыслей не было, а вот по Центральному району – была. Но стоимость экскурсии сразу вырастает в разы. И не все готовы за час заплатить большие деньги, тем более что в сравнении с пешей прогулкой ничего нового люди не узнают.
Экскурсовод и кондуктор
–Участники ваших пешеходных экскурсий их оплачивают?
–Да, конечно, получают все билеты. Всё в установленном порядке, налоговая инспекция проверяла (смеётся).
– Даже налоговая проверяла?
– Был, похоже, какой-то доброжелатель, который написал жалобу… Вот, мол, человек нехороший, от налогов уклоняется, водит экскурсии. Вызывали меня в налоговую, проводили проверку, заставили написать объяснительную, что всё зарегистрировано и официально.
– Я так и вижу: Роман Шкода с кассовым аппаратом…
– А кассовый аппарат будет обязательно, но до 1 июля пока можно и без него. А потом я не представляю, как это будет выглядеть. Как кондуктор в автобусах и троллейбусах советских времён буду стоять с билетами на животе. Хотя билет-то дать не сложно, я и сейчас их даю. А с 1 июля придётся выбивать на кассовом аппарате, вот это точно неудобно будет. Так что процесс обилечивания затянется. Ну а куда деваться — требования такие.
Фото: из личного архива
– Сумасшедший дом… А скажите, были ли у вас особенно запоминающиеся экскурсии, которые пошли не так, как планировалось?
– Слава Богу, всё идёт обычно по плану. Но каждая экскурсия не похожа на предыдущую, потому что все группы разные получаются. Иногда моя экскурсия выглядит как монолог, иногда превращается в диалог. Всё зависит от людей.
Волгоградские тайны
– В Волгограде много тайн, загадок? У нас есть свои привидения?
– На самом деле у Волгограда очень большой потенциал, который пока недостаточно раскрыт.
В Волгограде в пойме реки Царицы бункер, в котором сначала располагался Ерёменко, потом Чуйков, командование фронта, командование 62-й армии. До 60-х годов вход в него был свободным. Это был масштабный и очень интересный военный объект. В 60-е годы входы забетонировали, а потом ещё и слой земли насыпали. В итоге это сооружение сейчас находится где-то глубоко под землей, и в каком оно состоянии – неизвестно.
– Из соображений секретности забетонировали или просто не думали, что это историческая ценность?
– Не думали, что это историческая ценность. Хотели закрыть доступ для социально неблагополучных граждан, детей, вот и забетонировали. У меня есть мечта когда-нибудь откопать эти входы и организовать туда своего рода экспедицию. И таких мест в Волгограде много. Например, в Ворошиловском районе был когда-то дом Голдобина — там, где сейчас «Волжские паруса» стоят. Буквально до «нулевых» годов там существовали подвалы, в которые можно было спуститься — я лично спускался! А потом, при строительстве здания, их зарыли. Хотя тоже интересный очень объект: из подвала выходили тайные ходы, но куда они вели – неизвестно. Это просто не стали проверять, боясь, что ходы обрушатся. И таких загадок немало.
На Спартановке, к примеру, есть остатки города ордынского периода, которые также прикопаны.
Все это – тот потенциал, который у нас плохо раскрыт. Один из ярчайших объектов – место, где стоял Сарай-Берке, столица Золотой Орды. Об этом волгоградцы вообще мало что знают. Всего лишь в 50 километрах за Волгой располагалась столица целой империи! Да это мог бы быть туристический объект мирового уровня! Там есть фундаменты зданий, там работают археологи. Можно было бы сделать музей под открытым небом, развернуть вокруг инфраструктуру, на верблюдах людей катать… Тем более уникальное озеро Эльтон не так далеко…
Наследие Золотой Орды
– Вам не кажется, что это идет от несколько пренебрежительного изучения истории Золотой Орды в школе? Нам преподносят это как собрание диких, грязных людей на лошадях, которые жили в юртах. Между тем, хождение нескольких видов денег подразумевает такое ремесло, как литьё. А их оружие – это очень серьёзный продукт кузнечного дела.
– Проблема в том, что традиционно мы рассматриваем историю Золотой Орды через призму монголо-татарского ига. Когда об этом говорят, то сразу вспоминается XIII век, разгром русских городов. Понятно, что это огромная трагедия, которая сломала историю страны, отбросила ее назад. Но ведь можно посмотреть на это и с другой стороны. Золотая Орда – это уникальная культура, которая кроме кочевых народов включала и городскую цивилизацию. Она располагалась вдоль берегов Волги, причем население было многонациональное: здесь жили и византийцы, и греки, и арабы, и русские. И когда Россия расширилась настолько, что поглотила практически всю территорию Золотой Орды, мы очень много получили от этого расширения. Мы в каком-то смысле вобрали элементы золотоордынского наследия в свою культуру. Феноменально, но воспринимать историю Золотой Орды нужно как часть нашей национальной российской истории.
– Давайте вернёмся в Волгоград сегодняшний. Вам не кажется, что уже пора заняться популяризацией города не только, как Сталинграда? Возможно, проводить интересные экскурсии по предприятиям? Весь мир так давно живет: в Италии водят экскурсии по фабрикам по производству оливкового масла, на Кубе – по производству сигар. Чего Волгограду в этом плане не хватает – административной поддержки?
– Что касается предприятий, то это перспективное направление, однако вторгаться в их жизнь довольно трудно и проблематично. Да и процесс организации экскурсии достаточно сложный и трудоемкий, требующий множества согласований, решений.
В принципе, в регионе такая работа ведётся. Я неоднократно работал с агентством по развитию туризма, они пытаются налаживать процесс такой работы.
В целом в регионе должна быть выстроена грамотная туристическая логистика. Например, брать несколько направлений – сталинградское, дореволюционное и совсем древнее — и развивать все их целенаправленно. Всем вместе это под силу. В итоге мы сможем предложить гостям несколько новых, качественных туристических продуктов
Пойма, дровосеки и памятники
– Вопрос, который не можем не задать вам как краеведу. Как вы оцениваете то, что сейчас происходит с поймой реки Царицы? Будь ваша воля, что бы там было?
– В свое время у меня по этому вопросу даже была большая полемика с Андреем Макаровым (доктор философских наук, профессор кафедры философии ВолГУ – прим. ред.). Он изначально предлагал всё озеленить и сделать парки. А я тогда высказывал другую идею, говоря о том, что здесь хорошо было бы построить транспортную развязку и связать Нулевую,
Первую, Вторую и Третью продольные магистрали. Эта идея тогда вызвала бурное неприятие.
Еще несколько лет назад пойма была настоящим позором Волгограда. В самом центре города рос камыш, постоянно происходили пожары и преступления. Сейчас, конечно, ситуация меняется. Нижняя часть поймы уже преобразилась. Надеюсь, что и верхнюю часть – до Второй продольной – также приведут в порядок.
Впрочем, мне по-прежнему кажется, что кроме мест для отдыха пойма должна послужить и транспортному развитию города. Возможно, кому-то покажутся такие слова из уст краеведа странными.
Для развития города необходимо совершенствовать транспортную инфраструктуру. Пойма – это большая территория, которую легко можно было бы сегментировать и под парковые зоны, и под транзитную дорогу.
– Роман, вас недавно обвинили в том, что вы стали поддерживать дровосеков…
– Да, был такой момент. На самом деле речь шла о том, чтобы убрать буквально три дерева, которые полностью закрывают памятник Чуйкова в сквере на улице Чуйкова. Я не говорил, что нужно всё срубить, всё снести. Я предлагал узкое, локальное решение. Мне кажется, деревья – это тема, на которой некоторые пытаются сейчас себя продвигать. Естественно, людям нравится, когда город зелёный, а когда где-то рубят дерево или даже обрезают его, это вызывает негативную реакцию. Но мне кажется, есть люди (хотя мне и не хочется их демонизировать), которые на этой теме поднимаются в соцсетях, создавая излишний общественный резонанс.
– Но, с другой стороны, если случайно обронённая ветераном фраза сразу воплощается в жизнь, то опасения уже за каждую ёлку возникают.
– Ну, я не думаю, что предложение по памятнику Чуйкова должно было вызвать такой резонанс…
– Кстати, если говорить об этом памятнике. Он такой массивный, необычный, производит должное впечатление, но при этом постамент находится в ужасающем состоянии. Как так? В советские годы, на которые пришлась и ваша юность, такого отношения же не было! Что происходит сейчас в отношении к памятникам? Люди устали от всего, что связано с войной, или просто стержень потеряли?
– Я бы не сказал, что в советские времена была серьёзная работа с памятниками. Просто мы живём в то время, когда советское – уже история. При СССР их активно ставили, они все были новые, целые, поэтому не повреждённые. В то же время существовало огромное количество исторических зданий – церквей, старых домов, особняков – многие из них оказались заброшены и в итоге разрушились.
Элементы равнодушия к судьбе исторического наследия были всегда. Просто есть памятники, которые в фокусе внимания, а есть памятники, которые почему-то выпали из поля зрения и как-то потерялись.
Почему так происходит? Тут есть один парадокс. Когда какой-то объект признается памятником, особенно федерального значения, то начинаются определённые проблемы. Любое здание, любой памятник, когда его ещё не охраняют, можно относительно дешево отреставрировать, отремонтировать. Как только здание или объект попадает под статус памятника… Стоимость его ремонта космически возрастает. Например, так было со статуями львов возле НЭТа. Знакомый реставратор говорил: привести их в порядок стоит около 500 тысяч рублей, причём большая часть такой высокой стоимости возникает потому, что это охраняемый памятник, ремонтировать его могут только лицензируемые фирмы, которые берут за ту же работу, подчас, в разы больше. Получается, что статус памятника зачастую не столько способствует сохранению, сколько, наоборот, мешает сохранению этого памятника: он создает препятствия финансового характера, хотя и да, защищает от сноса.
На мой взгляд нужно менять федеральное законодательство, чтобы исключить обязательное лицензирование, ведь для значительного объема работ не нужно никаких спецзнаний, чтобы восстановить кирпичную кладку или замазать трещину. Кроме того, я бы категорически настаивал на том, чтобы вообще все здания, построенные, по крайней мере, до 1941-го года, считались памятниками, не подлежащими сносу, а не только те, которые включили в реестр.
– Совсем недавно в очередной раз отбушевала дискуссия, касающаяся памятника Ерману в Комсомольском саду. Как выясняется, для кого-то Гражданская война ещё не закончилась. Кто-то обвиняет красных, кто-то белых. Некоторые настойчиво говорят, что памятник Ерману – революционеру и главному организатору установления Советской власти в Царицыне – нужно снести. Что по этому поводу думаете? Для вас Гражданская война закончилась?
– Говорить про Гражданскую войну сейчас можно лишь на страницах соцсетей и СМИ. Слава Богу, люди не готовы воевать, не готовы друг друга убивать.
Мне лично очень сложно занимать нейтральную позицию в отношении событий тех лет. Почти все мои предки пострадали от революции и Гражданской войны. По одной линии у меня были крупные промышленники, которые владели заводами, имели частные автомобили, лошадей. Всё это отняли. Других раскулачили. Поэтому фигуру Ермана я воспринимаю отрицательно.
Но это не потому, что у предков что-то отняли. Революция сломала судьбу страны. Те успехи, которые демонстрировала промышленность в 20-е, 30-е годы, блекнут на фоне дореволюционных достижений.
Я уверен, что без революции наша страна была бы намного счастливее.
Тем не менее, памятник Ерману – это ценнейшее наследие. Построенный в 1925-м году, он один из немногих пережил Сталинградскую битву. Поэтому он должен находиться под особой охраной, стоять на том же месте, тем более, там захоронены люди…
«У меня 15 лет нет телевизора»
– Роман, а вот интересно, из-за чего во время застолий могут ссориться историки и краеведы? Знаете, как говорят: «Два физика поссорились из-за преломления света»…
– На самом деле, это все те вопросы, которые мы обсуждали. История – она общая, а интерпретация у каждого своя. Объективных каких-то формул в истории, как и в общественной жизни, нет.
– А как вне работы живёт краевед? Как вы отдыхаете?
– Я не знаю, чем живёт абстрактный краевед…
– Как живёт краевед Шкода?
– У меня, к сожалению, а, может быть, к счастью, в принципе нет такого понятия, как отдых. Я вообще всё время только и делаю, что работаю. Я сижу на работе — работаю, прихожу домой, какие-то домашние дела сделаны, есть свободное время – я включаю компьютер и работаю. В субботу, в выходные – то же самое. Даже когда нет каких-то экскурсий. У меня нет стандартного восприятия работы.
Фото: из личного архива
– То есть, вы не на галерах?
– Вот уж ни в коем случае! Я занимаюсь тем, что мне интересно. Я занимаюсь историей Царицына, я могу писать об этом статью, могу просто читать для удовольствия. Я живу полностью погруженным в этот процесс. Даже на отдыхе я фотографирую исторические здания, пока семья отдыхает по своей программе.
– А семья разделяет ваши увлечения?
– К счастью, да. Иначе это был бы очень страшный процесс (смеётся).
— Она вынужденно разделяет, от безысходности? Или искренне?
– Да нет, мне кажется, безысходности нет. Ну, например, у нас уже 15 лет нет телевизора в квартире, хотя я работаю на телевидении. Всё, что нужно посмотреть, мы смотрим через Интернет. Такой образ жизни: пришёл с работы, сел перед телевизором – не для нас.
– Хобби какое-то у вас есть? Кто-то по дереву выжигает, лобзиком выпиливают, марки собирает…
– Хобби – это моя работа. Например, мне интересен процесс создания трёхмерных моделей исторических зданий в виртуальной реальности. Сам я этим не занимаюсь, это другая специальность, но я могу сидеть и читать, как это делается, чтобы просто понять и на примитивном уровне что-нибудь смоделировать.
– А какую-нибудь новую экскурсию готовите в ближайшее время?
– Совсем недавно прошла новая экскурсия «Кубанская улица». Я каждый год обязательно начинаю с новой экскурсии.
– Скажите, пожалуйста, тем волгоградцам, которые не любят Волгоград, за что его надо полюбить?
Любовь — она бывает зла, бывает добра, но она не бывает рациональна. Полюбить за что-то нельзя. Я с самого рождения люблю свой город. Я могу рассказать, какие есть привлекательные места в Волгограде, начать от Родины-матери и закончить интересными домиками, переулками, людьми, интересными мероприятиями. Но это будет некий перечень через запятую, и в сумме это мало что будет означать. Любовь – это что-то такое более масштабное, системное, глубокое.
– Знаете, вы совершенно не производите впечатление человека, который жил в 90-е годы… Такое ощущение, что вы из советского, ещё хорошего советского сюда переместились. Как будто мимо вас прошёл и момент перелома страны, и та мясорубка, которая была в 90-е. Драки, разборки на улицах Волгограда… Ощущение, что это всё мимо вас прошло.
Фото: из личного архива
– В 90-е я тоже жил – не поверите (смеётся). Но они для меня делятся на две отдельные части: общественную, где всё было ужасно, и личную, где всё было прекрасно. В 90-е годы я учился в институте, у меня было множество друзей, было студенческое братство. Это период, когда были живы люди, которых уже нет. Поэтому, когда я вспоминаю 90-е, у меня, скорее, позитивные воспоминания. Хотя, конечно, я, как и все, жил в стране, где были и война, и криминал. Но не затронуло меня это, Бог миловал.
