Дмитрий Бессонов
Помните, как начиналась любимая многими поколениями сага: «Среди обширной канзасской степи жила девочка Элли»? Наш рассказ начинается примерно так же: «Среди обширной волгоградской степи жила девушка Надя». Истории Элли Смит и Надежды Кулешовой вообще очень похожи. Надежду тоже затянуло ураганом в Волшебную страну, как и Элли, она пошла по дороге из жёлтого кирпича. Только в нашем случае путешествие Надежды ещё продолжается, и у меня есть такое ощущение, что Изумрудный город ей ещё только предстоит найти.
Спраvка
Родилась 7 января 1987 года в городе Грыфино, Польша.
Окончила ВолГУ, специализация – филология.
Окончила магистратуру РАНХиГС, специализация – государственное и муниципальное управление.
В 2017 году избрана сопредседателем регионального отделения ОНФ.
Работает в ГТРК «Волгоград-ТРВ». С 2008 г. ведущая утренних программ «Вести. Волгоград», вечерних выпусков программы «Вести. Волгоград».
С 2013 года автор и ведущая еженедельной информационно-аналитической программы «Вести. Волгоград. События недели», заместитель начальника службы информации СИП ТВ. Автор и ведущая специальных телепроектов.
С 2018 г. заместитель директора ГТРК «Волгоград-ТРВ».
Награждена Благодарностью Президента РФ В.В. Путина за организацию и проведение выборов Президента РФ в 2018 году.
Награждена Почетной грамотой и Благодарностью от имени генерального директора ВГТРК О.Б. Добродеева.
Путь к телевидению
Volganet.net: Скажи, пожалуйста, ты считаешь себя журналистом?
Надежда Кулешова: Я бы себя в первую очередь назвала телевизионщиком, а во вторую – журналистом. Потому что когда я только пришла работать на ВГТРК – я была просто журналистом. А уже сейчас круг моих обязанностей и круг моих интересов важнее и шире, нежели просто журналистика.
– В телевидение приходят разными путями. Кто-то после вуза, кто-то из редакции газеты, некоторые просто с улицы. Как было в твоём случае?
– История такая. Всё своё детство, юность, молодость дотелевизионные я провела в бурной общественной деятельности, всё время чем-нибудь очень активно занималась: это организация каких-то событий, молодёжные движения, социальные проекты. Если бы был жив комсомол, я бы, наверное, была секретарем какого-нибудь горкома, а может быть, наоборот, меня где-нибудь расстреляли бы.
На момент, когда я пришла на телевидение, я училась заочно на втором курсе университета и работала в городском комитете по делам молодёжи. И всегда мне было очень интересно телевидение, сам процесс, вся эта магическая история. И вот я узнала, что областное телевидение проводит кастинг на роль ведущего. Причём им нужен молодой человек, но, услышав мой низкий голос, мне тоже разрешили прийти.
Я долго сомневалась – ехать, не ехать, но к назначенному времени пришла. Там было семеро парней, все подготовленные, с резюме.
Вот нас провели в студию, я почитала текст с телесуфлера, сбилась, а потом успокоилась, подумав, что всё равно не позвонят…
И уже через две недели меня пригласили на собеседование с главным редактором «Вестей» Оксаной Маргиани. Меня взяли на испытательный срок на две недели, а через полгода я была вечерней ведущей.
– То есть ты на телевидении с …?
– С 2008 года.
Человек и общественник
– Надо понимать, что, погрузившись в ТВ-мир, ты активничать не перестала. Что ни год, то с новых сторон ты для нас открываешься: это и ОНФ, сопредседателем которого ты являешься, это и областная дума – здесь ты депутат. Как уживаются в одном человеке Надежда Кулешова-телевизионщик и Надежда Кулешова-общественник?
– Надежда Кулешова – это в любом случае я. И на этой позиции, и на второй, и на третьей, и дома – все это тоже я. Могу сказать, что во многом эти общественные направления моей деятельности меня дополняют и дополняют мою основную работу, поскольку это возможность влиять на какие-то процессы, возможность общаться с людьми, помогать им.
О самоцензуре и команде
– Работа на государственном телевидении накладывает определенную ответственность?
– Безусловно.
– Ты понимаешь, что не вольна в каких-то высказываниях за пределами своего статуса? Ты следишь за тем, что ты говоришь в ближайшем окружении, в общении с коллективом?
– Я считаю, что, если ты не веришь в то, что ты делаешь, жить в этом состоянии невозможно. Это будет биполярное расстройство психики. Я бы с этим не справилась. Безусловно, есть вещи, с которыми я не согласна с точки зрения политических решений, процессов, которые происходят. Есть ситуации, в которых я не согласна с конкретными действиями, с какими-то конкретными поступками, но в целом у меня диссонанса никакого нет.
– Ты заместитель директора ГТРК. У тебя есть подчинённые, ты можешь уволить человека, если он не справляется со своими обязанностями?
– Да. Это не входит в мои прямые обязанности, но я на это могу повлиять.
– А что должно произойти?
– Человек должен совсем-совсем не соответствовать тем задачам и требованиям, которые перед ним стоят.
– Только его профессионализм имеет значение или ментальный настрой тоже? Может человек быть безусловным профессионалом, но искренне ненавидеть режим?
– Знаешь, должна быть гармония. Помимо того, что человек должен быть профессионалом и выполнять задачу качественно, он должен быть еще и членом команды. Если он совершенно не способен работать в коллективе, если вокруг него создается негативный фон, он мешает продуктивности процесса, то с такими людьми мы стараемся не продолжать отношения.
– Вопрос команды важен?
– Очень. Телевидение это в принципе исключительно командная работа. Потому что если даже один маленький винтик выйдет из строя, то полетит всё, а в итоге в кадре идиотом окажется человек, на которого смотрит вся область. За кадром должна быть сплочённая команда, это технически сложный процесс.
– А к областной думе такая конструкция применима?
– Я думаю, она подходит всем сообществам, разной степени «крупности» и «задачности».
– А как же быть с тем, что дума априори должна отражать абсолютно разные точки зрения, включая полярные?
– А кто сказал, что этого нет в коллективе на телевидении? Разные точки зрения, разные мнения, но командная работа заключается в том, что есть необходимость найти общее решение.
– В думе сейчас есть деструктивные люди? Я тебя не прошу имена называть, просто скажи – есть те, с кем тебе некомфортно?
– Нет. Есть те, кого я знаю постольку поскольку. О многих я вообще не могу ничего сказать.
Об ОНФ
– Расскажи про ОНФ теперь. ОНФ переживал разные времена. Есть регионы, где ОНФ супермегасила, которая может вообще всё, и губернаторы её боятся. Есть регионы, где ОНФ конструктивно сотрудничает с властью. А есть территории, на которых ОНФ растворён во власти абсолютно. Как ты оценишь ОНФ Волгоградской области?
– Думаю, что все перечисленные конструкции в нашем регионе имеют процент наличия. В общей массе власти не пылают любовью к ОНФ, но при этом они понимают, что нужно строить диалог.
– Такое ощущение складывается, что про ОНФ в последнее время как-то мало слышно? Фронт затухает или это просто мне так кажется?
– Мне кажется, что тебе так кажется. Потому что сейчас задача сместилась в сторону помощи людям, которые от коронавируса страдают. На ОНФ такая большая задача возложена – добровольческая. Поэтому ребята сейчас очень заняты конкретной работой.
– В некоторых регионах на почве этой конкретной работы случались прямые конфликты. Так происходило, когда одинаковая задача по мобилизации волонтеров была поставлена и ОНФ, и Единой России. Как это было в Волгограде? И вообще, как у вас отношения с «Единой Россией» выстроены? Ревности нет?
– Ревности нет. Есть здоровая конкуренция и партнерство. За волонтёров не дрались. Нет, конфликтов нет. Единственное, случается, возникает вопрос: чьи логотипы будут на пакетах с помощью.
– Логотипы? А точно ли стоит, если мы говорим о добровольчестве, брендировать свою деятельность?
– Я думаю, что сейчас такое время, что не брендировать нельзя. В прошлом году у нас в Волгограде был «ТЭФИ-Регион», финал всероссийской телевизионной премии. Мы были на встрече губернатора, где присутствовал президент Академии российского телевидения Александр Акопов, и он сказал прекрасную вещь: нам надо перестать стесняться говорить, что это делаем мы. Я считаю, что это применимо не только к телевидению, а и ко всем сферам деятельности, когда это не касается личных поступков.
– То есть организация, делающая полезное нужное дело, должна о себе заявлять?
– Да, обязательно.
Про ТЭФИ
– Раз уже заговорили о ТЭФИ, то почему так получилось, что безусловно важнейшее событие в жизни региона, одно из ключевых событий в жизни российского телевидения в Волгограде прошло незамеченным для людей не из цеха?
– Потому что это именно цеховое мероприятие. Это же, грубо говоря, корпоративное событие. О том, что оно прошло незамеченным, мне сложно судить, потому что я была в процессе, я была внутри. И для людей, которые меня окружают, оно вовсе не прошло незамеченным.
Но как это сделать публичным знанием? Мы работаем по схеме, по которой работает Академия российского телевидения в каждом регионе, каждый год она проводит это мероприятие. Выбирают два города для проведения полуфинала и финала, и везде действует примерно одна и та же схема.
Это телевизионная встреча, что там может быть интересно широкому зрителю?
Про молодёжь
– Когда я пришел в медиа (это было очень давно, мне было 16 лет), маститые деятели журналистских искусств говорили о том, что молодое поколение журналистов ничего не понимает, ничего не знает и вообще это люди без будущего. Прошло время, и, ты знаешь, я этих мэтров стал понимать, но уже в отношении к теперешней молодёжи. Как считаешь, качество человеческого материала ухудшается?
– Как ужасно звучит формулировка «человеческий материал».
– Тем не менее.
– Я бы назвала это ресурсом все-таки.
– Ну хорошо, давай назовём ресурсом. А разве «ресурс» менее страшно звучит?
– Мы тоже сталкиваемся с проблемой кадров. Текучка существует, и не потому, что люди плохо работают или им неинтересно, а потому, что на телевидение чаще всего приходят и задерживаются очень амбициозные люди, те, которые чего-то очень хотят. И многие ребята пытаются себя пробовать где-то ещё, на крупных каналах, в более крупных городах. Не вижу в этом ничего плохого. Они молоды, не скованы никакими финансовыми, семейными узами…
– Наверняка у вас тоже большинство сотрудников не имеют журналистского образования?
– Действительно, могу сказать, что людей, которых мы взяли на работу с дипломом журналиста, очень мало. Я не знаю, с чем это связано. Говорить здесь о том, что в принципе поколение такое и человеческий материал обнищал… Приходят ребята на практику. По двум-трём видно, что им интересно и что они останутся в этой профессии, а некоторые просто отбывали повинность. Но мне кажется, что это типично для всех отраслей, не только для нашей, медийной.
Про ошибки и профессионализм
– К вопросу о профессионализме. Как часто приходится извиняться перед гостями студии или людьми, с кем соприкасаешься по профессиональной стезе, за своих сотрудников. Ошибки насколько часто случаются?
– Не часто, но они, к сожалению, случаются. А может быть, и не к сожалению – это нормальный человеческий фактор.
Но ошибки бывают разные. Есть чисто организационные, всё-таки это большой процесс. А бывают ошибки, когда наша съемочная группа по тем или иным причинам подводит героев наших репортажей. Соответственно, за них извиняются и сами продюсеры, и главный редактор службы, который может вмешаться в процесс.
А бывают проблемы, когда просто не совпадают ожидания и реальность, не совпадает то, что человек, участвующий в программе, хотел бы видеть и как получилось на выходе. Он предполагал, как это будет выглядеть, а в итоге оказывается иначе. Тогда включаются дипломатия, переговоры, объяснения, и могу сказать, что в 99% случаях мы расходимся полюбовно.
– Это связано с тем, что Асланбек Темботович Керашев один из самых дипломатичных менеджеров? Ведь за годы, которые он управляет телепроцессом, он приобрёл репутацию человека, который может любой угол сгладить и договориться с кем угодно.
– Безусловно. Асланбек Темботович очень мудрый руководитель, человек с огромным бэкграундом. Он создавал телевидение в Адыгее и уже 17 лет, если не ошибаюсь, руководит телерадиокомпанией в Волгограде. И, конечно, он нас учит тому, как надо выстраивать отношения с партнёрами, с героями, о чем говорить и как говорить. Недавно мы отметили пятилетие канала «Волгоград 24», и главный редактор службы информации Ирина Емельянчик, тоже человек с большим опытом работы, сказала очень правильную вещь: по сравнению с очень многими коллегами из других телекомпаний она – счастливый руководитель, потому что ни разу за всё время ее работы она от своего начальника не услышала фразу «сними это с эфира, потому что я так сказал». Никогда, ни разу он ничего не запрещал нам выдавать в эфир, единственная установка, которая всегда есть: если сами сомневаетесь, если вы в чём-то не уверены, что-то нужно проверить и какую-то позицию добавить, то убирайте с эфира, дорабатывайте. Материал в эфир попадает только тогда, когда в нем уверена служба.
«Немного чокнутые»
– Я точно знаю, что журналистика вообще и конкретно телевидение – это не про деньги.
– Да, не говори…
– Люди, которые приходят на ТВ за баблом, очень быстро понимают, что это не история про миллион долларов в год…
– Да, очень многие люди думают, что мы миллионы зарабатываем, и удивляются, что это далеко не так.
– Тогда зачем это всё? Это просто какое-то помешательство? Ради чего люди остаются в этом бизнесе?
– Бизнесом вообще нельзя назвать. Мне кажется, что на телевидении работают и задерживаются на длительный срок люди немножко чокнутые в хорошем смысле. Потому что выдерживать иногда тот ритм, который задает эта профессия, очень трудно и некоторые с ним не справляются. За 12 лет я уже столько людей повидала, которые приходили, потом увольнялись. Иной раз даже смотришь и понимаешь, что вот этот, скорее всего, чуть-чуть и сольется, а вот этот задержится. У тех, кто остается, психотип определенный, склад характера, такая «чокнутость» в определенном смысле.
– Меня всегда удивляла такая вещь. Люди, которые идут работать в кадр, абсолютно точно идут «торговать лицом», они ведь совершенно чётко понимают, что будут на экране и на виду у тысяч зрителей…
– Некоторые только за этим и идут.
– Ага… Тогда откуда берётся раздражение, когда их на улице останавливают и просят с ними сфоткаться, дать автограф, во многом показное, но всё же раздражение? Ты же шел для того, чтобы тебя узнавали, чего ты прячешься тогда?
– Может быть, я (любой публичный человек) хотела бы, чтобы меня узнали, когда я при параде, в макияже, в прекрасном настроении, а люди подходят тогда, когда я к этому не готова и это может вызывать раздражение. Но я могу говорить об этом только теоретически, потому что практически таких чувств я не испытывала, могу только предполагать.
– Тебя узнают на улице?
– Да.
– И как ты себя ведёшь в таком случае?
– Общаюсь. Ситуации бывают разные, когда мне просто говорят: «Ой, да это же вы! А я смотрю, лицо знакомое». Просто люди обозначаются, что они меня узнали. А есть те, кто начинает задавать вопросы, с конкретными предложениями обращаются. Например, недавно я была в магазине, и продавщица сказала: «Вот вы в «Общественной экспертизе» о разных вещах говорите. Поговорите о том, почему в Волгограде нет зоопарка? Ведь нам с детьми хочется куда-то сходить. Было бы здорово».
Про профдеформацию
– Профдеформация тебя коснулась в каком-нибудь виде?
– Поскольку я телевизионщик, я не могу, как все обычные люди, смотреть телевизор. Смотрю на визуальный ряд, на картинку, на то, как выглядит ведущий, как оформлена студия, как работает оператор. Да, у меня есть профессиональная деформация, я даже фильмы нормально уже смотреть не могу.
– Про фильмы, кстати. В Волгограде эпохи СССР снимали фильмы, телеспектакли. Сейчас нет такого настроения?
– Мысли есть, очень даже. И эта мысль, благодаря в том числе и конкурсу «ТЭФИ-Регион», крепнет и обрастает конкретикой, потому что мы понимаем, что есть опыт у региональных коллег, снимают сериалы, снимают художественные фильмы. Они молодцы.
– Имеют ли значение журналистские конкурсы и важно ли для журналиста признание?
– Они имеют значение для любого творческого человека.
– Не испытываешь ревность к коллегам, которые обошли тебя?
– В хорошем смысле ревность я, конечно, испытываю. Гордость, плюс ревность, плюс восторг, плюс куча эмоций. Так было, когда наши ребята получали ТЭФИ в прошлом году: информационщики и Ирина Волкова с развлекательным проектом. Я счастлива была, больше чем за себя, но при этом, конечно, самой тоже хочется признания. Хотя… «Признание» не совсем правильное слово. Для чего это всё? Для того чтобы акции свои как-то повысить в собственных глазах? Наверное, чтобы услышать, что ты двигаешься туда, куда надо, и ты на своем месте. Вот для этого.
Про работу
– Как работает команда прямого эфира?
– У нас всё регламентировано прямым эфиром, вот ты хоть тресни, но никуда не денешься, ты в эфир должен попасть. Когда журналисты, операторы только начинают работать, у них больший люфт на выполнение задачи. То есть мы понимаем, что в жесткие рамки их пока вводить нельзя, потому что вряд ли родится что-то приличное. Но потом постепенно они все более закручиваются, закручиваются, и тогда ты уже понимаешь, что на этого человека можно рассчитывать, что он тебе привезет материал к прямому эфиру и он будет приличный. Только требованием и контролированием того, что ты требуешь.
Я хочу сказать, что главная движущая сила любого канала, как мне кажется, это служба информации. И работа службы информации, тот темп, настрой, который они генерируют, – всё это по инерции задает движение всей телекомпании. А наши «Вести» работают прекрасно! Мы очень часто принижаем от скромности свои заслуги, таланты и умения, но к нам приезжают федеральные коллеги, и когда они нас смотрят со стороны, даже внутри холдинга, диву даются, что мы выполняем такие задачи, такой объем вещания закрываем и делаем это вполне себе на уровне!
Они приезжают, мы просим: «Пожалуйста, научите, вы же умные». Они смотрят на нашу работу и всего два-три совета дают в целом. Когда запускали «Общественную экспертизу», мы приглашали опять же с ВГТРК, с телеканала «Россия 24» режиссёра, оператора-постановщика. И когда режиссёр увидел, как мы работаем в кадре (Витю Винькова мы пригласили в качестве соведущего), он удивился и сказал, что у них не все федеральные ведущие способны без суфлера свободно быть в теме и вести диалог. Не все федеральные операторы так быстро ориентируются, режиссёр, который за пультом сидит, – исключительный. В общем, коллеги уехали, оставив нам очень приятное впечатление о нас.
– Телевизионщики люди суеверные? У вас есть какие-то особые приметы?
– Есть, но в последнее время, мне кажется, их становится всё меньше. Например, у ведущих существует примета: если ты идешь в студию и у тебя сценарий упал – на него надо сесть. Вот куда упал сценарий, туда и сесть, иначе эфир не сложится. Есть ребята, которые с собой возят на съемку какой-нибудь счастливый предмет, ручку например. Но сейчас приметам всё меньше внимания уделяется – молодым ребятам они по наследству не достаются, а сами новых они особо не выдумывают.
«Над схваткой»
– Вы не агрессивный канал, не идёте на конфронтацию. Вы в войнах не участвуете, хотя могли бы…
– Мы всегда над схваткой. Для нас важнее не хайп словить, как это современным языком называется, а разобраться. При всей потребности в рейтингах мы не будем давать тот или иной материал, если нет, как и полагается по всем законам журналистики, всех сторон.
– Не могу сказать, что вы на 100% от региональных денег зависите, но тем не менее гранты, конкурсы… При этом у вас в эфирах периодически появляются не очень любимые руководством региона персоны. Не боитесь ничего, что ли?
– Здесь можно говорить о разных составляющих. Во-первых, у областной власти, слава богу, нет панического страха по отношению к тем или иным персонам. Мы работаем с губернатором шесть лет уже, и страха такого пока не видели. Во-вторых, есть позиция руководителя канала, который понимает, что для объективной оценки той или иной ситуации должны прозвучать разные мнения. Они не всегда нравятся, конечно, людям, которые на проспекте Ленина, 9 сидят, но эти мнения прозвучать должны.
Умение найти общий язык
– Несколько раз мне доводилось сотрудничать с Максимом Ахметовым. И мне, и герою сюжета очень комфортно было работать с ним. Он был больше, чем репортёр, он предлагал варианты, решения, не давил, не умничал сверх меры. Это была абсолютно гармоничная работа, за что я ему очень благодарен. Он жил этими сюжетами, а не просто вежливо отрабатывал человеко-часы. Насколько важен вот этот отношенческий момент в работе, которую ты делаешь?
– Сначала с Максима. Полностью согласна, что он молодец, и так считаю не только я, но и наши федеральные коллеги. Именно поэтому он уже около года не наш сотрудник, а специальный корреспондент телеканала «Россия» в Волгоградской области. И не случайно все эти навыки, о которых ты говоришь, были замечены. Он действительно сейчас и продюсер, и автор, и режиссёр во многом, и журналист, и оператор, потому что, выезжая на сюжет, он доставал экшн-камеру, что-то параллельно с оператором снимал. Он был заинтересован в том, что делает, и свои материалы раскрашивал, обкартинивал, много общался с людьми.
Второй момент, насколько важно умение автора находить общий язык… Оно мне кажется чуть ли не первично. Если ты сам в себе, то вряд ли получится сделать хороший сюжет, потому что тут и внутренний психолог подключается, и дипломат, и переговорщик. Мало того, что надо найти с героем общий язык, надо же правильно выстроить работу и со своим оператором. Можно не любить и не крестить друг другу детей, но выстроить рабочую атмосферу – это прямо обязательно. Я не случайно сказала, что телевидение – это командная работа.
Про деньги
– Давай поговорим о деньгах. Вы же не только за счёт грантов существуете, наверняка есть и коммерческие сюжеты. Ваш хрестоматийный заказчик – он какой?
– Он очень разный.
– Наверняка есть такие персонажи, что хочется всё бросить и больше с ними дел не иметь. Как выходят из таких ситуаций?
– Здесь должно включаться ремесло. У меня были очень разные партнёры, с кем приходилось работать, заказчики очень разные. Конечно, у меня бывал диссонанс, что я не хотела бы делать так, но тут включается дипломатия. Мне кажется, что если бы я не пошла на телевидение, я бы или психологией, или дипломатией занялась, это мне близко. Очень разные были конфликтные ситуации. Я делала достаточно сложный проект по следам чемпионата. Это был кошмар, никогда в жизни меня сторона заказчика не выводила так из себя, это была такая дичь, такая дурь. У меня даже слов нет объяснять, насколько сильно у меня порой не хватало самообладания. Все равно тебе надо выйти на диалог, найти какие-то точки соприкосновения с заказчиком и объяснить.
– Как ты стрессы сбрасываешь?
– Я с людьми общаюсь, с друзьями. Семья, друзья, музыка. Я много разной музыки слушаю. Если открыть мой плейлист, конкретного направления там не будет, у меня и песни военных лет, и Элтон Джон, и 25\17.
У меня мама музыкант по образованию, в детстве я в музыкальную школу ходила, а папа казак, потому застольные песни всякие люблю.
– А просто в тишине после постоянного общения с людьми побыть не хочется?
– Хочется, и часто бывает такое, что я прихожу домой, а мой супруг ждёт, что мы что-то обсудим. Тогда я ложусь в кровать, беру книжку, этим спасаюсь – тишиной и текстом.
О депутатстве
– Не похоже на то, что ты в своей профессиональной деятельности как телевизионщик собираешься останавливаться на достигнутом? Думаю, что тебя вряд ли устроит твой нынешний общественный статус… Спрашивать тебя о твоих творческих планах не хочу, но вот про Госдуму спрошу. Предложение уже поступило?
– Нет.
– Пока нет или ещё нет? Я смотрел социологию одной крупной компании, и ты там в качестве кандидата рассматриваешься.
– Я периодически читаю эти вещи, когда меня сватают куда-то очень высоко.
– Тебе есть что предложить обществу в качестве депутата Госдумы, если такое предложение всё же поступит?
– Я, наверное, очень подумаю. Очень. Потому что, в первую очередь, свой путь в жизни я вижу в связи с телевидением, так или иначе с каким-то творческим процессом. Госдума предполагает очень плотную работу. Захочу ли я отказаться от того, чем занимаюсь? Не думаю. Не знаю. В общем, сложно мне сейчас ответить, да и нет у меня оснований об этом думать, честно говоря.
– Но у тебя не было и оснований какое-то время назад думать, что ты будешь депутатом облдумы.
– Вообще не было. Я раньше туда на съёмки приезжала, а теперь хожу туда на работу, условно говоря… Странное ощущение.
– В общем, никогда не говори никогда.
– Да, да, да. Но я ничего не отрицаю, ни в коем случае не отрицаю. Всё может поменяться, и это не будет значить, что я изменила себе, это значит, что что-то изменилось во мне.
О комфорте
– Очень хорошо, что ты не даешь категоричных ответов. Скажи, вот это модное сейчас – «выйти из зоны комфорта», а тебе нужно для чего-то выходить из зоны комфорта? Или тебя сейчас твоя устраивает?
– Моя меня устраивает. Но мне постоянно хочется чего-нибудь ещё.
Я хочу, чтобы мне продолжало быть комфортно, но при этом пробовать то, чего я не пробовала, в том числе и в профессии.
Для меня большая мечта, говоря о творческих планах (которых на самом деле нет): я бы хотела работать над каким-то интересным проектом с людьми, которые имеют огромный опыт реализации крупномасштабного чего-то, чтобы воздух за ними ложкой есть.
Я знаю, что могу много чего делать, и меня не страшит объем работы, ненормированность графика, и это совершенно никак не должно коррелироваться с оплатой этого труда. Я, слава богу, счастливый человек, потому что люблю то место, куда приезжаю каждый день на работу, и то дело, которым занимаюсь.
О негативе
– О предательстве хочу спросить. На твоем пути встречался человек, который настолько нехорошо поступил по отношению к тебе, что ты полностью отсекла его от своей жизни?
– Были такие люди… На какой-то момент обрубаю общение, пока жива обида, но проходит время, все сглаживается и забывается, и я снова могу начать общаться. Хотя понимаю иногда, что не стоило бы.
Да и вообще я стараюсь не тащить за собой негативные эмоции. Пусть все они остаются в прошлом. Всё деструктивное меня разрушает, я ненавижу ссориться, стараюсь никогда не ввязываться в интриги.
– А мстить?
– Вообще не умею.
– Ты публична не только в телепространстве, но еще и в общественной жизни. И вокруг тебя роится куча слухов разного толка. Как ты это переживаешь? Как твои близкие это переживают? Как отрубается куча разнообразных, подчеркиваю, слухов, которые о тебе ходят? Они же до тебя долетают.
– Долетают так или иначе. Добрые люди рассказывают. Есть вещи, которые меня искренне смешат и веселят. Например, рассказывают, что я припарковалась на каком-то не том месте, а самое смешное, что это сделала не я. В этом случае я близким рассказала, мы поржали и забыли.
А есть совершенно отвратительные, скабрезные в мой адрес высказывания, предположения о моих «любовных похождениях». Просто дичь несусветная. Но самое главное, что я знаю истину.
Первое время, как только такие слухи пошли, меня это задевало, хотелось бежать и рассказать, что «нет, я вам сейчас объясню». Но потом я поняла, что это не имеет никакого смысла. Если человек хочет в это верить, ему чего не скажи, он будет уверен, что знает правду, и ещё от себя подробностей присочинит.
Нравится кому-то обсуждать, значит, интересна чем-то, значит, что-то где-то кого-то задеваю, будоражу…
Пытаюсь к этому с юмором относиться.
– Броней обрастаешь?
– Да. В каком-то смысле да. Но под хитиновым покровом у меня тонкая душевная организация и не всё это понимание дается легко.
