Наталия Ермилова
Сложно представить те стальные канаты, которые у хирурга «вшиты» вместо нервов. Людям, далёким от медицины (а иногда и близким к ней), трудно представить свою жизнь со скальпелем в руках. Самоконтроль, дисциплина, гигантский багаж знаний… Ведь на весах каждый день – жизнь человека. О профессии хирурга Volganet.net поговорил с хирургом со стажем, врачом высшей категории Евгением Ивановичем Белоусовым.
Спраvка
Евгений Иванович Белоусов родился 23 февраля 1947 года.
Окончил Волгоградский медицинский институт в 1975 году.
После интернатуры работал хирургом в Алексеевском районе, в больнице посёлка Усть-Бузулук, затем врачом скорой помощи в Волгограде.
С 1977 года – хирург в Волгограде в больнице Водников.
С 2011 года – хирург в поликлинике №4.
Хирург высшей категории.
Женат, увлекается садом, огородом и охотой.
Volganet.net: Евгений Иванович, вот в голове не укладывается… Как можно начинать рабочий день с того, чтобы кому-нибудь что-нибудь пришить или кому-нибудь что-нибудь отрезать?
Евгений Белоусов: Ну как? Да просто – я всегда очень любил свою работу. Никогда у меня не было такого, что мне не хотелось на неё идти. В этом, наверное, и есть секрет.
– А как вообще пришла мысль стать хирургом?
– Когда я учился, студенты не выбирали специализацию. «Отличники», у кого не менее 4,5 баллов, шли в хирурги, а все остальные – в терапевты.
– То есть, вы отличником были?
– Ну, не совсем… Средний балл у меня был около 4. И когда начали составлять списки, а меня туда не включили, я пришёл к руководителю курса и говорю: «Вы на меня поглядите, я похож на терапевта?». Тогда он мне сказал, мол, вот девочка тут есть, отличница, но она хирургом сто процентов работать не будет. Вот так, получается, и поменялись.
– Вы считаете, хирург – это чисто мужская профессия?
– Ну конечно! Это не просто мужская, это тяжёлая мужская профессия! Днём как минимум две плановые операции. Потом остаёшься дежурить. Наша больница дежурила по Ворошиловскому, Советскому и Центральному районам. Ночью начинают больных везти — это ещё 3-5 операций. А на следующий день вновь выходишь на работу и оперируешь. Мало какая женщина такое выдержит.
– Даже представить не могу… Любой нормальный человек ночью хочет спать, тем более после того, как он отработал тяжёлый день. Откуда хирурги берут силы? Где у вас та сама «кнопка»?
– Это опять же, повторюсь, любовь к профессии.
– Ну, любовь любовью…
– Ну, правильно, хилый не будет работать хирургом. Он просто не выдержит. Каждый год я делал около 650-700 операций. Причем различных – от головы до пяток. И так 35 лет подряд.
Сбежавший пациент
– Я читала, что, по статистике, из-за чрезмерной нервной нагрузки хирурги очень быстро «выгорают», нередко уходят из жизни совсем рано.
– Ну, не знаю. Мне, слава Богу, 72. Но я чувствую себя прекрасно. А что до статистики, может, и так…
– Евгений Иванович, а помните свою самую сложную операцию?
– Ну, такое сложно забыть. Привезли ко мне ночью молодого парня лет 25-ти. Весь в крови, всё тело потыкано ножом: грудная клетка, живот… Парень в сознании, кричит сильно. Дышит, а у него из лёгкого кровь фонтаном идёт. В то время у нас ещё анестезиолог не дежурил, лишь один хирург. Мы делали эту операцию вдвоём с медсестрой под местной анестезией! Часа три я с ним провозился. Утром докладываю на рапорте, что вот такой больной был. «А почему один?». Потому что срочная операция. Вот в одного и пришлось человека спасать. Но это не самое главное. Следующий день я отработал и ушёл домой. Парня перевели в палату, он весь в дренажах был, трубки в лёгком, под сердцем, в животе. Прихожу на следующий день — и сразу к нему. А пациента нет. Спрашиваю: «Где больной?». А мне отвечают: «Встал и ушёл!».
– А самая длительная операция у вас какая была?
– Наверное, часа четыре, когда сам оперировал. И часов восемь, когда ассистировал другому хирургу. У мужчины рак поджелудочной железы. В общем, повозиться пришлось.
– Как реально живой человек может простоять 8 часов?
– А куда деваться! Находишь в себе силы, операция-то идёт. Анестезиолог, бригада работает.
Сейчас работать проще
– Евгений Иванович, вы рассказываете невероятные вещи! Тяжелейшая операция под местной анестезией вдвоём с медсестрой. Если сравнивать с современной медициной те времена?
– Сейчас хирургу работать гораздо легче, не то, что в 70-80-е. В 90-е уже начали штат прибавлять. А сейчас анестезиолог дежурит, два хирурга. Реанимация работает, после операции отдал больного — и голова не болит. А раньше: сам прооперировал, сам после операции выводишь и наблюдаешь.
– Обследование опять же поменялось…Как вы раньше работали, когда не было УЗИ, МРТ, КТ?
– Сами! Руками и головой. Сейчас жизнь хирурга облегчилась. Привезли пациента в приёмный покой. Здесь тебе и МРТ, и УЗИ, и ФГС, и КТ… В больничном комплексе вообще целое приёмное отделение. Пациента хирургу на блюдечке преподносят с готовым диагнозом.
Право на ошибку?
– Вот интересно. В операционной сейчас такая непринуждённая обстановка – музычка играет, врачи, медсёстры шутят (вот сама имела несчастье убедиться). Это нормально для хирургии?
– Ну, у меня музыка никогда не играла, а пошутить я тоже любил.
– Евгений Иванович, если ошибётся терапевт — это одно, а если хирург – то его ошибка может стоить жизни. Как считаете, имеет ли хирург право на ошибку?
– Каждый человек имеет право на ошибку. Их не делает только тот, кто ничего делает. Но ошибки бывают разные. Одно дело, когда ты не мог сделать по-другому в силу каких-то причин и обстоятельств. Вроде это тоже ошибкой считается. А другое, если вообще не сделал или намеренно сделал не так.
Про зарплаты
– Раз уж заговорили о зарплатах. Я категорически против, как, думаю, и вы, чтобы хирурги получали такую скромную зарплату. Не совсем правильно, когда продавец получает немногим меньше, чем хирург, который работает на износ и каждый день спасает жизни.
– Ну, конечно, это несправедливо. Но будут ли изменения, я даже не знаю.
– Евгений Иванович, вы человек с потрясающим чувством юмора, поэтому, наверное, такой молодой и красивый. А есть ли у вас, хирургов, профессиональные приметы, как, например, у акушеров-гинекологов? Например, им лёгкого дежурства желать нельзя, чтобы не навлечь, так сказать…
– Что-то я такого не припомню. Хирурги же в основном мужчины, а мы народ не особо суеверный. Акушеры-то в основном дамы, потому, наверное, и в приметы верят.
Ты просто идёшь на дежурство, просто работаешь. И там как Бог даст – бывает, что ночь относительно спокойная, бывает, что потоком людей везут. Хотя спать очень редко удавалось, между нами, девочками, говоря.
О современных болезнях
– Вы наверняка отслеживали, каких заболеваний, требующих хирургического вмешательства, сейчас стало больше?
– Раньше очень много везли с аппендицитом. Сейчас аппендицитов намного меньше, зато стало гораздо больше холецистита, когда в желчном пузыре образуются камни и нам приходится его удалять. Прободных язв вообще почти нет. А раньше мы таких больных постоянно оперировали.
– С чем это связано? Может, меньше пьют?
– Нет, лечить стали лучше. Язвенные болезни теперь лечат консервативно. А раньше как? Язвенная болезнь 2-3 года у человека, постоянные боли и в итоге операция. А сейчас препараты хорошие, язву просто залечивают, и человек живёт дальше.
– В связи с чем так резко возросло число случаев желчекаменной болезни?
– Это всё от нашего уровня жизни. Повысился уровень жизни, питаться стали лучше, жить стали лучше. Едим всё, что захотим, причём часто не совсем полезное. Вот камни и откладываются. Панкреатитов опять же много – поджелудочная страдает от питания.
– А вода?
– Вода тоже не очень хорошая. Хотя я вот что хочу сказать. Бездомные ни от холецистита, ни от панкреатита не страдают, сосуды у них идеальные, склероза нет.
А почему? А потому что они пьют, но не закусывают.
– То есть, рецепт: пить и не закусывать?
– Ну, лучше вообще не пить (смеётся). Но мы как закусываем? Во время застолья у нас стол ломится от всякой еды – жирной, тяжёлой, химической. От этого и идут всякие болячки: поджелудочная страдает, желчный, печёнка, кишечник…
– Что нужно, на ваш взгляд, чтобы быть здоровым?
– Да рецепт на самом деле прост: всё должно быть в меру. Меньше жирного, меньше жареного, меньше солёного, меньше острого.
– Евгений Иванович, статистика страшная. Число онкозаболеваний возросло многократно.
– Рак был и раньше. Когда я работал в больнице Водников, нам попадались онкобольные. Например, оперируем кишечную непроходимость, живот вскрываем, а там рак, допустим, сигмовидной кишки. Мы непроходимость ликвидируем и отдаём пациента онкологу. Но такое было редко, а сейчас сплошь и рядом. Молочная железа, толстый кишечник… Почему? Изменилась окружающая среда, экология, стрессов стало больше. Всё это влияет.
– Как вы думаете, найдут в итоге средство от рака?
– Ну, конечно, найдут. Уже сейчас много видов раков излечивается. Если он выявляется на первых стадиях, то медицина уже без проблем справляется. Запущенное заболевание, к сожалению, пока не лечится. Но это вопрос времени.
Чистая случайность
– Давайте немножко вернёмся назад. Расскажите, как вы вообще выбрали медицину? Родители, наверное, медики?
– Родители – рабочие. Я сам родом из Анапы. Я медицину в школе вообще терпеть не мог, с прививок сбегал. После школы пошёл в армию, попал служить на север. Холодно, мерзко. Вместо казарм нас загнали в какие-то сараи, многие сразу заболели. Через несколько дней пришёл офицер и предложил тем, кто закончил 11 или 10 классов, поехать учиться в Ленинград на санинструктора. Я сразу же решил, что лучше учиться, чем в этом болоте сидеть. Окончил учебку с отличием, вник и тогда понял, что мне очень нравится медицина.
– Это, похоже, была судьба!
– Наверное. Мечтал, что в мединститут поступлю. А потом вернулся в Анапу, начал работать на заводе и про вуз забыл. А тут старый товарищ встретился. Говорит: «Чего ты тут прозябаешь, поехали в Воронеж в медицинский поступать!» Приехали в Краснодар, а там на перроне встретили ещё одного одноклассника, который в Волгограде в физкультурном учился. Вот он нас и подбил в город-герой приехать. Билеты поменяли с Воронежа наВолгоград, приехал, поступил, отучился, женился на 6-м курсе — так и прижился (смеётся).
– Ваши дети по вашим стопам пошли?
– Дочь Виктория – провизор. Она фармацевтический факультет Волгоградского медицинского университета с красным дипломом закончила. Откуда у неё только ума столько (смеётся)! А сын Сергей – стоматолог-хирург, также окончил Волгоградский медуниверситет. Недавно первое место на областном конкурсе занял. У меня ещё два внука и внучка. Тоже хотим, чтобы с медициной жизнь связали. Они пока сами не очень хотят, но куда они денутся.
Юмор и скрытность
– Евгений Иванович, почему-то нередко бывает, что врачи в больнице (те же оперирующие хирурги) не общаются с пациентами, не объясняют, что происходит. Это что – профессиональная «фишка»?
– Я всегда всё больным говорил и говорю. А почему не говорят? Может, не знают, что сказать. Боятся до полного обследования как-то ошибиться, перестраховываются. А я ещё до УЗИ знал, что за проблема у пациента.
– Но врач же должен разговаривать с пациентом?
– Обязательно. Не просто разговаривать, шутить, настроение поднимать. Хотя не все, конечно, юмор понимают. Люди разные попадаются. Но я стараюсь, чтобы от меня люди с лёгким сердцем уходили.
Подарки брать не стыдно
– Мы все привыкли благодарить хирургов после операции. Вы считаете, правильно, что врачам несут конверты или пакеты?
– Ну, про конверты не знаю. Я проходил специализацию в Московском научном хирургическом центре, и министр здравоохранения Борис Петровский вёл у нас пятиминутку. Он тогда произнёс запоминающуюся фразу: «Если врачу какой-то больной принёс коробку конфет, бутылку коньяка, вы это берите и несите гордо, а не прячьте куда-то там под халат. Вы это заслужили! А вот взятки брать нельзя». Так что благодарность принять не стыдно.
Про платные операции и лапароскопию
– Почему такая странная ситуация сейчас, что операции платные? Причём официально платные.
– Увы, но сейчас почти все операции платные, хотя по полису ОМС они должны делаться бесплатно. Бесплатные делают только тем, кого привезли по скорой. Когда я работал в Водников, мы только лапароскопию платно делали. Мы закупили установку, и её нужно было как-то оправдать. Вот и предлагали тем, кто хочет и может оплатить. А всем остальным делали обычную бесплатную полостную операцию.
– Сказав о лапароскопии, вы прям вопрос с языка сняли. Этот вариант вмешательства более щадящий? Есть какие-то страшилки, мол, потом у человека возникают проблемы из-за того, что ему в брюшную полость закачивают углекислый газ.
– Да вообще никаких проблем нет! Это всё байки. Единственное, первые пару дней может быть небольшое вздутие живота. Хотя, когда мы делаем такую операцию, эндоскопист выпускает газ. Лапароскопия – самая хорошая операция. Больные после неё на второй день встают, а на пятый их уже можно выписывать. Раны быстро заживают, опасность образования грыжи минимальна. А при полостной операции рассекаются мышцы, нервы. Всё это заживает гораздо медленнее и куда более болезненно.
Маленькое персональное кладбище
– Евгений Иванович, есть такое выражение: «У каждого хирурга есть своё маленькое персональное кладбище». Есть такое кладбище у вас?
– К сожалению, и у меня умирали люди. Но по не зависящим от меня причинам, дескать, я что-то неправильно сделал и человек умер. Умирали, в основном, люди в возрасте с патологиями. Не выдерживал организм. Например, у бабушки защемление грыжи, начинается некроз. При этом у неё сердечная недостаточность. Грыжу оперировать нужно, иначе начнётся перитонит и человек погибнет в течение шести часов. Но с таким сердцем операцию делать опасно. Приходилось оперировать, чтобы спасти, но сердце не выдерживало.
– А бывало, что из наркоза не выходили?
– Таких случаев у меня не было. Сейчас вообще с этим проще. Наркозы стали лёгкими. Это раньше человека эфиром накачивали, потом организм очень тяжело отходил. А сейчас: заснул – проснулся. Медицина всё же шагнула вперёд. Хотя нам до заграницы ещё далеко.
Вот смотришь телевизор, собирают очередному ребёнку на операцию за границей. Да неужели у нас в стране нет хирургов и клиник, и неужели государство не может оплатить эту операцию?! Вот этого я не понимаю!
Нескорые скорые
– Раньше вы были оперирующим хирургом, сейчас вы – хирург в поликлинике. Я знаю, что больничные врачи к коллегам в поликлинике относятся несколько свысока? Это справедливо?
– Не знаю, как насчёт поликлиники, но к врачам скорой такое отношение действительно есть. Я, кстати, на скорой тоже поработал, так что все ступени прошёл. И вот привозят нам в больницу пациента с таким-то диагнозом, а там его и близко нет. Мы начинаем спрашивать: «Вам живот хоть смотрели?» — «Нет, не смотрели». Сразу берут, хватают и везут. Привозят, например, ночью, острая хирургическая патология не подтверждается, скорая уже уехала, а человеку как домой добираться? Раньше мы всегда ждали, если больному откажут, мы его обратно домой отвозили.
– Почему такое долгое ожидание скорой сейчас? Иногда полтора часа и больше ждать приходится.
– Машин, может, не хватает, а, может, вызовов много. Раньше как скорую вызывали? Вот когда уже припрёт. А сейчас голова заболела – скорую. Кольнуло где-то – скорую.
Поликлинически
– Если говорить о поликлиниках, по новой «улучшенной» системы попасть к узкому специалисту на приём можно где-то через месяц.
– У нас в поликлинике ГУЗ №4 запись к хирургу в день, два, ну максимум три дня. А если там что-то срочное – мы всех принимаем, всех смотрим, никому не отказываем.
– То есть, вы считаете, что поликлиническая система стала лучше?
– Конечно. По крайней мере этих диких очередей нет, давки. Бабушки не сидят с утра под дверями кабинета. Все приходят к назначенному времени, а раньше по 2-3 часа в очереди просиживали.
– Специалистов хватает?
– В нашей поликлинике №4 есть все специалисты. Кстати, многие из больницы Водников, когда её сделали платной, сюда работать пришли.
– А то, что на врачей навалили много бумажной работы, заставляют весь анамнез сразу в компьютер заносить. Это нормально?
– Я сам компьютером не владею, у меня медсестры за ним сидят. За что им большое спасибо! Я с больным разговариваю, я его смотрю. А большинство сейчас как? Приходишь к врачу, он в компьютере сидит. «Что болит?». А сам в компьютере… «Коленка болит!». Он снова в компьютере… Даже коленку не посмотрел, выписал лекарство, вылечил.
А надо, чтобы больной от тебя ушёл осмотренный, довольный и по мере возможности вылеченный. Вот такого принципа я и придерживаюсь.
